— Смирно! — заорал рядовой Фридль при его появлении в лазарете, поскольку он уже усвоил: солдат, который первым заметит офицера, должен таким способом известить остальных.
— Моё почтение, пан доктор, — приветствовал доктора фельдшер Воганька. — Очень рад вам сообщить, что у нас прибавилось несколько безнадёжных случаев.
— Чёрт бы с ними, — буркнул доктор и швырнул свою фуражку через всё помещение на вешалку. Бросок не удался. Фуражка закачалась на одном из крючков и упала на пол. Рядовой Фридль вскочил с кровати, услужливо поднял откатившуюся фуражку и повесил её на вешалку. Горжец бросил на него уничтожающий взгляд.
— Что с тобой, больной? — спросил он, — Для безнадёжного случая ты что‑то очень бодрый!
— Рядовой Фридль! — закричал больной, — В семь ноль–ноль случился неожиданный обморок! По приказу командира взвода сержанта Галика была произведена доставка в лазарет и запись в больничной книге. Температура в норме.
— Ты кто на гражданке?
— Помощник продавца. Я хотел, товарищ капитан, в лётчики, но ко мне отказали. Я намерен действовать согласно армейскому уставу и буду жаловаться!
— Только пиши сразу Чепичке, приятель, — ответил доктор рассудительно, — А почему ты оказался здесь? Ну‑ка, ну‑ка?
— Признан ограниченно годным по состоянию здоровья, — оскорблённо сказал Фридль, — На меня с полки упал ящик с маргарином, и я перенёс перелом черепной кости. Тем не менее, я себя чувствую совершенно здоровым и намерен перевестись в авиацию или по крайней мере в боевую часть.
— Молодец, — похвалил его капитан, — Вижу, взгляды у тебя схожи с майором Галушкой. Тот говорит, что лазарет должен быть в окопах. Так что одевайся и вали к своей роте, пока не пропустил что‑нибудь важное.
— Есть! — рявкнул Фридль и начал одеваться.
Доктор Горжец склонился над рядовым Служкой, — Это у тебя эпилепсия, да? Лежи, парень, как‑нибудь выбьем тебе комиссию по здоровью.
— Правда, пан доктор? — возликовал Служка.
— Вас таких много будет, — сказал доктор, — Хотел бы я посмотреть, кто такие экземпляры призывает? Это же свиньи, а не доктора!
Тут он подошёл к койке, где лежал Кефалин.
— Типичный случай хронического обморока, ассистент режиссёра, есть о чём поболтать, — представил его Воганька.
— Киношник? — с интересом спросил доктор.
— Честно говоря, пан доктор, с тем обмороком я и правда разыграл кино, — сказал Кефалин, — Но звёздочки перед глазами у меня летали!
— Это мне без разницы, — сказал Горжец, — Я спрашиваю, ты ассистент в кино или в театре?
— В театре. В Сельском. Директор Франтишек Смажик.
Доктор обратился к Воганьке:
— Пациент тут, очевидно, задержится на несколько дней. Переведите его в соседнее помещение.
— Товарищ капитан! — затявкал одетый Фридль, — Разрешите идти?
— Вали! — сказал доктор. Фридль козырнул, выполнил команду»кругом»и зашагал прочь.
— Редкостный мудозвон! — оценил его почин младший сержант Воганька.
Ну, дружище, принимай поздравления! — сказал Кефалину Воганька, — Я веду тебя в избранное общество.
И прежде, чем Кефалин успел удивиться, он был отведён в меньшую, но уютную комнату, в которой стояло шесть коек.
— Господа, — провозгласил старшина, — уделите мне минутку внимания! Позвольте представить вашему обществу ассистента режиссёра Кефалина. И хотя эта профессия уже представлена в нашем собрании паном Черником, я убеждён, что его присутствие будет приобретением для нас.
Пятеро хворых солдат заухмылялись и протянули Кефалину руки для приветствия:
— Ярослав Черник, актёр.
— Вацлав Янда, инженер–строитель.
— Рудольф Вальничек, доктор философии.
— Олаф Блазей, стоматолог.
— Ян Млынарж, органист.
— Мне очень приятно, господа, — сказал Кефалин, — меня зовут Роман Кефалин. Я работал ассисентом режиссёра в Сельском театре. Надеюсь, никто не сомневается в культурном уровне этого заведения.
— Как я по тебе вижу, — подал голос актёр Черник, — ты когда‑нибудь доберёшься и до Народного. Если ты, конечно, не пытался смыться за бугор, как я.
— Мой кадровый профиль безукоризнен, — ответил Кефалин, — Где мне можно лечь?
Он устроился поудобнее и ознакомился с приключениями всех пятерых.
Ярослав Черник, который в возрасте пятнадцати лет заигрывал с чуждыми и нашему трудовому народу враждебными идеологиями, в конце концов им поддался и предпринял попытку пересечь государственную границу в районе Квильды, вооружённый двумя краюхами хлеба, густо помазанными маслом, но был задержан бдительными пограничниками и в течение длительного времени проходил перевоспитание за казённый счёт. Результаты были не слишком удовлетворительными.