Гнались. Собственные принципы.
Келли не стала отвечать: повернула голову на спинке и посмотрела на Артура, подсвеченного тусклой потолочной лампочкой. Он втиснулся в промежуток между креслами и, вытянув руку, принялся заталкивать на заднее сиденье гитарный кофр. Видимо, тот был спереди, и пришлось освободить место. По скуле Артура стекла одинокая дождевая капля, блик света отразился на носу с горбинкой, длинные ресницы склеились в острые стрелы. Светлый свитер намок и натянулся на крепких плечах еще больше, а чёрные волосы завились от воды в крупные плотные кудряшки и упали на лицо непослушной копной.
Келли быстро облизнула нижнюю губу. Тяжёлый булыжник перекрыл путь воздуху в груди. Нужно быть совсем бесчувственной глыбой, чтобы не засмотреться. Он как племенной, чистокровный скакун: грациозный, черногривый и вызывает желание покататься…
– Ты слишком долго пялишься, – очередной низкий смешок разрезал тишину.
Артур закончил возиться с кофром и выпрямился. Так быстро и внезапно. Вот и попалась на горяченьком.
– У тебя классные волосы. – Келли подперла щёку кулаком. – В маму пошёл?
Он как-то машинально запустил пальцы в растрёпанную чёлку.
– Ресницы мамины, а волосы отцовские. – Зачесал её назад и вставил ключ в замок зажигания.
Машина рыкнула, из вентилятора повалил горячий воздух. Блаженство.
– А у тебя оба родителя греческие боги? – Келли развернулась и подставила озябшие ладони теплу.
Артур хмыкнул и вытащил из кармана мобильник.
– Они инфантилы, которые научились трахаться, но так и не поняли, что делать друг с другом после самого процесса. – Он постучал пальцами по экрану. На нём засветился навигатор. – Куда тебя везти?
Эта его простота и честность в очередной раз обезоружила и обездвижила. И всё-таки он странный. И совсем не зарвавшаяся принцесска. Келли моргнула, сбрасывая оцепенение.
– Сэнт-Николас-стрит. – Она поёрзала в кресле.
Пора перестать залипать. Это слишком заметно.
– О-оке-ей… – протянул Артур, быстро вбил адрес и воткнул телефон в держатель возле руля.
Навигатор построил маршрут. Артур дёрнул ручник и медленно вывел машину на дорогу. Щетки стремительно смахнули со стекла воду, сквозь обивку сиденья стало проступать тепло… Подогрев! Какая прелесть! Келли вжалась в кресло, прилипла к нему от плеч до коленок, и горячие волны потекли по телу. Она закрыла глаза, из груди вырвался протяжный стон.
Возможно, слишком протяжный. А хотя плевать. Это тепло настолько прекрасно, что промолчать невозможно. И точно стоило всех заглушенных принципов…
– Так что там насчёт стрипа? – сквозь гул мотора раздался низкий голос.
Келли распахнула глаза. Мокрый Бристоль неспешно поплыл за окном.
– Какого стрипа? – Она резко повернулась к водителю.
На его запретно-красивых губах дрогнула ухмылка.
– В который ты не пошла, несмотря на растяжку. – Артур покосился на её колени.
Бо-о-оже. В нём снова включился волчара в шкуре ягнёнка. Келли закатила глаза.
– Это всё, что ты запомнил? – Она полностью развернулась на сиденье, поджала под себя ногу и села боком.
Джип остановился на светофоре. Артур повернулся к ней и в открытую посмотрел так, будто она только что сказала нечто идиотское.
– Ты всё еще не загуглила разницу между воздержанием и импотенцией? – Он многозначительно дёрнул бровью.
Засранец. Келли хохотнула и отвернулась.
– Точно. – Она прочесала пальцами влажные волосы. – Я это запомню.
Все самцы одинаковые. А красивые – вообще что-то ужасное. Выглядят как грех, ведут себя так же, но у них это получается настолько естественно, что и не придраться. Возмутительно-восхитительное сочетание.
– Так как? – Впереди загорелся зеленый, и джип двинулся дальше сквозь дождь. – Не расскажешь? – Артур постучал пальцами по рулю.
Келли снова бессознательно протянула ладони к вентилятору. Ох уж этот стрип. Не стоило вообще об этом писать, хотя она и не ждала, что встретится с ним лично и придётся отчитываться. Жаль, думать наперед так никто и не научил. Так что теперь нужно как-то выкручиваться. Она покусала губу.
Хотя с татуировками всё логично. Даже врать не придётся.
– На самом деле всё просто. Мой отец – художник. – Келли машинально потёрла ноющее колено. – У тебя отцовские волосы, а у меня отцовские руки. Я рисовала сколько себя помню.
– Но ты вообще танцевала? Откуда эта идея?
Дерьмо. И нужно было ему так зацепиться за эту мысль… Она напустила на себя всё возможное безразличие.
– Танцевала, но ничего конкретного, – невыразительно пожала плечом. – Моя мачеха – учитель танцев, так что творчество в моей семье идёт с обеих сторон.