А прежние обиды не забылись! Всё так же свербит ревность!
— Не преувеличивай, — успокоила она Оксану. — Она тебя любила и когда вы были женаты. У Эммы Эдуардовны непростой характер.
— У всех у нас непростой характер, — парировала Оксана. — Ты многого не знаешь. Олег и развёлся потому, что мама додавила.
Виталий поднялся из-за стола и, положив руку Оксане на плечо, наклонился к её уху:
— Пойду покурю.
— Ладно. — Оксана помолчала, рассматривая этикетку ближайшей бутылки. — И детей у нас не было из-за неё. Всё говорила Олегу: вам ещё рано. Теперь вот сокрушается, что внуков нет. А у нас с Виталиком, между прочим, уже двое. Мальчики. Хочешь фотографии покажу?
Инга кивнула. Оксана долго листала телефон: два белокурых глазастых мальчика дома, у моря, в горнолыжных костюмах на фоне ослепительных вершин и неба.
— Замечательная у вас семья. Виталик твой молодец, — тихо сказала Инга, делая вид, что рассматривает фотографию, где один мальчик, кажется, старший, с преувеличенной кровожадностью махал пластмассовым мечом джедая.
— Он любит меня, — ответила Оксана.
Девушка с длинными отутюженными волосами, та самая с яркими подошвами, начала говорить. Её покачивало от выпитого.
— Я впервые тут. В смысле на похоронах, — неуверенно махнула она рукой. — И это очень странное мероприятие. Я мало знала Олега Аркадьевича, но хочу сказать, что то, что он умер, — очень жаль.
— Он приснился мне, Олег, — прошептала Оксана. Она нажала на кнопку телефона сбоку, и экран погас. Исчезла счастливая семейная жизнь, построенная со второй попытки. — В ту самую ночь, когда он погиб. Я только потом поняла. А ведь он никогда мне не снился.
— Мы вот были на кладбище, и был дождь, — продолжала девица. Она не знала, поднять бокал повыше или совсем поставить на стол. — Как будто природа плачет по нему. Правда? Что я хочу сказать: так не должно быть. Ну, чтобы люди умирали… так.
— Снилось, что звонок в дверь, и это он. — Оксана начала шептать быстрее, будто боялась, что у неё закончатся силы. — Будто он стоит на пороге и говорит: «Дай мне воздуха. Помоги! Я не могу дышать». Я остолбенела. Ну знаешь, как это бывает во сне, когда хочешь бежать, а двигаешься медленно-медленно, как морская птица в нефтяном пятне. «Дыши», — хочу ему крикнуть, но и говорить тоже не могу. И тут он: «Всё». Ясно так, чётко и понятно сказал. И дверь закрыл.
— И фотографировал он так… необычно, — продолжала девушка. Люди покорно ждали завершения её речи, чтобы выпить. — Талантливый был. Можно сказать, звезда.
Баб-Люся закатила глаза.
— Инга, — Оксана сделала паузу, чтобы справиться со слезами, — я никак доказать не могу, но после этого сна знаю. Просто знаю, и всё. Не мог он сам. Его кто-то убил!
Глава 3
— Ты веришь в жизнь после смерти?
— Не просто верю, я её постоянно наблюдаю, — сказала Холодивкер. — Жизнь становится ещё разнообразней. Тело превращается в целую экосистему различных бактерий, ведь иммунный барьер перестает действовать. Это настоящий широкомасштабный аутопоэзис, если говорить терминами биофилософии Матурано. Сперва аэробные…
Тут она сделала паузу на вдох, и Инге удалось вставить слово:
— Я о другом.
— Тогда о чём же? — притворно удивилась Холодивкер, хотя с самого начала знала, о чём спрашивает Инга. Ей не хотелось разочаровывать подругу, лишать её утешения в предстоящей вечной разлуке. В жизнь после смерти Женя не верила.
— О жизни души, — настаивала Инга. — Она переходит в другой мир? Или продолжает бродить среди людей? Является близким во сне?
— Ну, знаешь, это вне моей компетенции, — отрезала Холодивкер. — Спроси у какого-нибудь батюшки.
— А с философской точки зрения? Ты же наверняка читала о чём-то подобном.
Женя вздохнула.
— Ну, мне интересно понятие «ноосферы», — наконец нашлась она. — Не с точки зрения Тейяра де Шардена, конечно, а в представлении эволюции биосферы в работах Вернадского. Его гипотезу многие критиковали как утопическую, а вот развитие Интернета показывает, что это не совсем так. Пусть эта среда, преобразованная человеческой мыслью, оказалась не такой идеальной, как мечтал Вернадский, но всё же она возникла — информационная оболочка вокруг нашей планеты.
— А какое отношение это имеет к душе?
— Я бы не стала использовать этот религиозный термин. Скорее наше сознание, наше мышление теперь оставляет свой след в Сети: посты, высказывания, фотографии, комментарии. А любая информация, которая попадает в Интернет, остается там навсегда. Получается, что человек некоторым образом живёт в нём вечно.