- Я другой.
У Безволосого звонит телефон. Он его достает, смотрит на номер и наставляет палец на Фрэнки.
- Ты. Пусть наш новый сотрудник немного отдохнет.
Безволосый отвечает на звонок, тогда как Фрэнки исчезает за дверью и появляется с новым шприцем.
Мириам пытается вырваться, надеясь сломать душ или, может быть, разрушить весь дом.
Фрэнки втыкает иглу ей в шею.
- Да, - говорит в трубку Безволосый.
Мир по краям обрубается. Становится размазанным и затемненным.
- Место определили? - слышит Мириам голос Безволосого, но он словно доносится из-за стекла. Слова текут медленно. Мед, патока, чёрная смола. - Ты знаешь где дальнобойщик?
«Луис», - думает она.
Но тут её целует тьма. Гаснет свет.
Интерлюдия
Сон
Мать Мириам сидит за столом, но дочери не замечает. Вернее, не может заметить. Очень жаль. Мириам не видела её восемь лет, но это не считается, потому что это сон, и девушка об этом знает.
Мать выглядит измученной, ссохшейся и сморщенной, словно курага. Она не так стара, на самом деле. Время - ненастоящее время, время сна, время в сумасшедшей голове Мириам - сделало своё дело.
- Всё почти закончилось, - говорит сзади Луис.
Изолента на глазах шевелится, поднимается и опадает.
- Ага, - говорит Мириам.
- На что мы смотрим? - Луис бросает взгляд на запястье туда, где обычно застегнуты часы, хотя у него на руке их нет. - Двадцать четыре часа или около того.
Мать открывает Библию, изучает страницы.
- Но если жертва принесена по обету, - говорит мать, - или как добровольное приношение, пусть ее едят в тот день, когда ее принесли, а остаток можно будет есть и на следующий. Однако мясо жертвы, которое останется к третьему дню, нужно сжечь [18].
Мириам безучастно кивает, она погружена в свои мысли.
- Что есть, то есть? Забавно, что ты об этом знаешь, ведь это значит, что знаю я, а я - не знаю. Я не видела часов с тех самых пор как... ехала на машине.
- Может, всё дело в том, что подсознание - это очень мощная штука.
- Полагаю, так и есть.
- А может, просто я что-то такое огромное и подлое. Может, я сама Смерть. Может, Абаддон, Властелин Преисподней, Шива, Разрушитель мира. А может, я просто пучок ниток, обрезанных безвкусными ножницами Атропоса - спутанный клубок судеб, лежащий у твоих ног.
- Это просто замечательно. Вот спасибо тебе, что издеваешься надо мной в моем собственном сне.
Мать Мириам начинает говорить снова:
- Все звери, птицы, пресмыкающиеся и морские животные могут быть укрощены и укрощаются человеком, но язык никто из людей укротить не может. Он – необузданное зло, полное смертоносного яда [19].
- Мам, замолчи. - Потом, обращаясь к Луису, Мириам говорит: - Так она всегда давала понять, что у меня нечистый рот.
- Это ты говоришь, что он у тебя нечистый.
- Без разницы.
- Что случится дальше? - интересуется Луис.
- Полагаю, ничего. Последний раз как себя помню, я была подвешена в грязном душе заплесневелого коттеджа где-то в самом центре задницы Нью-Джерси. А посему я не строю никаких планов.
- Значит больше спасать меня ты не намерена?
- Ну, судя по моим возможностям...
- Отдавай и тебе воздастся, - перебивает девушку мать.
- Мам, я разговариваю.
- Ибо какою мерою мерите, такою и вам будут мерить, - продолжает мать [20].
- Как я уже сказала! - рявкает Мириам, надеясь вывести свою воображаемую мать из библейского равновесия. Женщина не двигается с места. Она как камень в почке - никуда не выходит. - Как я уже сказала, у меня нет такой возможности. Я перестала играть в спасителя, перестала думать, будто могу что-то изменить.
- Звучит ужасно фаталистически.
- Фаталистически. Фатально. Фат, судьба. Ты только посмотри, разве язык не играет с нами? Вот я глупая, никогда прежде не замечала связи. Рок и судьба. Это тебе о чем-то говорит, не так ли? Это говорит о том, что вся наша судьба - телега, запряженная ослом, который тянет её вдоль края. Судьба всякого - умереть, так зачем это предотвращать? Мы все падаем в пропасть вместе с ослом и все... игра окончена. Я вижу смерть людей. Я вижу, как играет с ними судьба. Я и раньше ничего с этим не могла поделать. Это тоже самое, что пытаться остановить поезд, подложив на рельсы пенни.
- Это сработает.
- Нет, так что заткнись. Я проклята, а это значит, ты проклят тоже.
- Он выкалывает мне глаза.
У Мириам холодеет сердце.
- Я знаю.
- Перед смертью я называю твоё имя. Разве это не странно?
- Нет, - врёт она.
- Я умру.
- Все умирают.
- Я умру с болью, меня запытают до смерти.
- Что есть, то есть.
- Это ты со мной сделала. Ты должна это предотвратить.
- Что судьба хочет, судьба получает.
Мать поворачивается к Мириам.
Она заглядывает дочери в глаза. Несмотря на то, что женщина сидит, она дотягивается своими удлиняющимися руками до Мириам. Тянется через всю комнату и тащит девушку к себе. Мир смещается, растягивается, размывается в полосках света.
Мать в это время говорит:
- Не поддавайся жалости! Жизнь за жизнь. Глаз за глаз. Зуб за зуб. За руку – рука. За ногу – нога. [21]
- Я не понимаю, - запнувшись на словах, говорит Мириам.
И тут сон резко обрывается.
Глава тридцать вторая
Разве не грандиозная пытка?
Резко обрывается ударом кулака.
Кулаком Харриет. Прямо в солнечное сплетение Мириам. Воздух, словно высасывают из легких. Она хотела бы раздвоиться, если бы могла, но не может, поэтому кашляет так сильно, будто желает изгнать из своей грудной клетки стаю горностаев.
- Очнулась? - интересуется Хирриет.
Мириам пытается сморгнуть дымку от наркотиков, которые ей вколол Фрэнки. Она обращает внимание на то что на Харриет надеты черные перчатки. «Значит я не увижу, как она умрет? Неужели она привыкла всё настолько контролировать?»
- В некоторой степени... - хочет произнести Мириам, но у неё лишь получается хрипеть и мычать, она пытается отдышаться.
- Солнечное сплетение - отличное место, куда надо бить, - объясняет Харриет. - По крайней мере, если твоя цель не тренирована. Здесь сосредоточено колоссальное скопление нервных окончаний. Бойцы умеют напрягать и защищать эту область. Они укрепляют мышцы, делая из них некое подобие брони. Но у всех остальных это прекрасная и легкая мишень для удара.
Мириам делает ещё один вдох, чувствуя, что тело пришло в норму.
- Спасибо за урок боёв ММА, Тито Ортиз.
- Я не знаю кто это.
Мириам облизывает сухие потрескавшиеся губы.
- Не удивлена. Всё же благодарю за то, что вырвала меня из забытья. Там становилось слишком жутко; похоже, моя голова уже не то место, где чувствуешь себя в безопасности, как мне кажется. Так и чем я обязана такому удовольствию?
Харриет поворачивает руку торцом и бьет Мириам по шее.
Девушка опять задыхается и ловит ртом воздух. Лицо становится красным. Такое ощущение, что глаза либо сейчас втянутся в мозг, либо вывалятся наружу прямо на пол.
- Сосцевидный отросток, - уточняет Харриет. - Защищает трахею. Ударь по нему и получишь своего рода кляп. Рвотный рефлекс - отличное подспорье в бою. У тела начинается паника, а это дает нападающему определенные преимущества.
Когда Мириам может снова дышать нормально и ей удается подавить порыв выплюнуть пыль и песок из своего живота, она говорит:
- К чему этот... - Мириам откашливается, - прямой репортаж с места событий?
- Просто я хочу, чтобы ты знала, я понимаю, что делаю.
- И всё же, зачем?
- Чтобы выработать у тебя инстинкт страха передо мной. В конце концов, само моё присутствие станет для тебя пыткой. Если человек будет жестоко обращаться с собакой, она будет бояться людей. Собака становится слабой. Существо живет от схватки до схватки, всегда готовое обоссаться и поджать хвост.