Теперь он был свободен и мог еще раз заявить свои права на свою жену. Она снова позвала на помощь. Колдун Ханн вытащил из-под плаща короткий меч — очевидно, чувствуя, что магия окажется бесполезной против физической силы, — и бросился между Чапом и его супругой. Но Ханн был не чета последнему фехтовальщику, с которым встречался Чап, вдобавок теперь Чап был сильнее, чем тогда. Ханн выронил свой длинный клинок и со стоном повалился на землю, почувствовав, как кинжал полоснул его по руке.
На этот раз, однако, Чармиана не закричала, не попыталась убежать. Вместо этого она стояла с сияющими глазами, улыбаясь кому-то поверх плеча Чапа. Он услышал хруст гравия под чьими-то ногами на дорожке позади себя.
Это оказался Тарленот. Он уже обнажил меч, увидев лужайку, усеянную корчащимися, стонущими людьми. Его глаза недовольно блеснули, когда он узнал Чапа, повернувшегося к нему лицом. Тарленот не был высок, но он был силен и имел длинные руки. Короткая розовая туника открывала ноги, такие же мускулистые, как были у Чапа в дни расцвета его сил. Мощную шею охватывало ожерелье из какого-то темного металла, казавшееся удивительно бедным для человека, в остальном одетого роскошно. Лицо Тарленота было еще более надменным, чем помнилось Чапу; на нем застыло выражение самоуверенности избалованного ребенка, выросшего крупным и мускулистым; великолепные волосы легкими завитками падали на уши. Узнав Чапа, он слегка наклонил голову и удостоил его слабой улыбки. Но не сделал ни единого движения, чтобы вложить меч в ножны.
— Тарленот, — произнесла Чармиана ласковым шепотом. — Сделай для нас из него садовника.
Чап наклонился и подобрал меч, оброненный колдуном Ханном, который все еще сидел, громко стеная и орошая плиты дорожки скудными, редкими каплями крови. Меч казался достаточно прочным, хотя слегка разболтанная рукоятка не слишком понравилась Чапу. Но в руке он сидел лучше, чем можно было ожидать.
— Это вовсе не садовый инструмент, а нам здесь не нужен еще один господин.
Чармиана тихо хихикнула.
— Тарленот, его ноги стали слишком прямыми. Согни ему колени. Мы дадим ему маленькую тележку, и он будет ухаживать за нашими цветами.
Чап вздохнул и на шаг отступил от своей жены. Тяжело, когда женщина, которой ты предан, способна вонзить тебе нож между ребер. Чармиана была его супругой и единственной женщиной, которую он желал, но ей нельзя было доверять.
— Тарленот, — окликнул он, ожидая, пока тот соберется с мыслями. — Кое-кто расспрашивал меня о тебе. Всего несколько дней назад.
— О? В какой связи? — Его мысль, похоже, созрела. — Кстати, что ты предпочитаешь: чтобы я обрубил тебе ноги до колен или отрубил их совсем? Говорят, иметь бесполезные конечности хуже, чем не иметь их совсем. Ты-то уж должен знать, так ли это!
— То, что он собирался сделать с тобой, тебе бы не понравилось. — Чап медленно сделал шажок вперед. — Но теперь ему никогда не представится такая возможность. — Его ноги действовали уже вполне хорошо, но ему хотелось бы сперва испытать их на практике. Двинувшись вперед, он поднял свой клинок, и меч Тарленота поднялся ему навстречу мягким и точным движением; осторожно звякнула сталь о сталь. Дуэль началась.
По первым же пробным касаниям и финтам Чап понял, что встретился с сильным врагом — сильным и достаточно осторожным, чтобы не обманываться жалким видом Чапа в надежде на легкую победу. А когда Чапу пришлось быстро отразить первый настоящий удар, он понял, что его тело, долго голодавшее, совсем недавно излечившееся и только что завершившее долгую скачку, не слишком выносливо.
Тарленот был свеж и полон сил. Если бы не бодрящее действие лечебного эликсира — теперь исчезающее, хотя результаты его благотворного воздействия сохранялись — Чап был бы быстро побежден. После двух или трех обменов стремительными ударами в полную силу его мышцы ныли и начали подрагивать.
Они медленно кружили по посыпанной гравием дорожке и плитам, среди цветов, между журчащими фонтанами. При повороте в поле зрения Чапа попала Чармиана; он увидел, как она жестом удержала целую свору слуг, подбегающих со всех сторон, от вмешательства. Он увидел, как сияли ее глаза, как выжидающе приоткрылись безупречные губы. Она упадет в объятия победителю, но только для того, чтобы использовать его и предать, если это будет ей что-то сулить или просто соответствовать ее стремлениям. Чап знал это, если Тарленоту, быть может, это еще было неизвестно. Но Чармиана принадлежала Чапу…
А затем ее лицо заслонило лицо Тарленота.
— Давай-ка посмотрим, — сказал Тарленот, — смогу ли я воткнуть меч на палец в твою старую рану на спине. Как ты ее получил? Вот так? — И он сделал выпад.
Чап с трудом отразил удар и сделал ответный выпад; его уставшая рука сделала широкий взмах.
— Нет, не так, — сказал он. — Но с определенным искусством.
Демоны и кровь, но он устал!
И Тарленот знал об этом. Теперь он стремился окончательно убедиться, что дрожь почти обессилевшей руки Чапа не притворство. Теперь, когда Тарленот оценил силы Чапа и немного уяснил себе его стиль ведения боя, он стал наступать более решительно, и наконец сам задышал прерывисто.
Чап, кружа, постоянно отступал. Его охватило отчаяние. Он мог бы вжаться в угол… он увидел перед собой садовника на его тележке, с безжизненными глазами…
Нет, он был господин Чап, и он должен был победить или умереть. И почти в то же мгновение меч Тарленота метнулся к нему чуть быстрее, чем прежде. Чап заметил опасность, но его усталая онемевшая рука не смогла вовремя отразить удар, и он почувствовал обжигающее прикосновение стали к своему боку.
Рана разверзла перед Чапом весь мрак последних шести месяцев; все это, казалось, ожило перед ним в лице его врага. Рана пробудила ненависть; ненависть была горючим, единственной его надеждой, последней его силой. Он позволил своей ярости бросить его вперед и принялся быстро и сильно наносить удар за ударом, — а затем он пошатнулся и остановился, притворившись, что полностью выбился из сил, до того, как они окончательно иссякли. Преждевременно торжествуя, Тарленот бросился вперед — на это и рассчитывал Чап. Чап парировал этот выпад и вложил последние силы в один заключительный удар, направленный сверху под углом в плечо и шею врага.
Клинок царапнул ожерелье из темного металла, рассек одежду, плоть и кость. Чап увидел, как глаза Тарленота выкатились из орбит и из раны брызнул красный фонтан. Дойдя до груди, меч Чапа застрял в ребрах; Тарленот опустился на колени, а потом замертво повалился на спину, широко раскинув руки.
Чап нашел в себе силы поставить ногу на окровавленную, когда-то нежно-розовую тунику, чтобы высвободить клинок. После этого он пошатнулся и прислонился спиной к стене. Он стоял там, согнувшись и тяжело дыша, а мир перед ним становился серым и туманным, а сердце замирало, словно это его кровь заливала дорожку. Но он потерял не слишком много крови. Его пальцы, ощупавшие рану на боку, сказали ему, что меч лишь рассек кожу.
Чармиана… но она ушла. Это хорошо. Пусть она ведет игру, какую захочет, — он твердо намерен заполучить ее. Вот только немного отдохнет. Какой-то звук заставил Чапа обернуться. Небольшая кучка лакеев робко взирала на него издали. Но странный звук шел не от них. Откуда же тогда?
Прямо сверху из одного из напоминающих отверстий, покрывающих верхний мертвенно-черный склон горы, вынырнула летящая рептилия. Она спускалась вниз, туда, где стоял Чап, — но не на крыльях, понял он. Ее округлое безголовое тело, мертвое и неподвижное, определенно более крупное, чем человеческое, висело под быстро вращающимся вихрем, вроде того, какой поднимают в воздухе колибри. Но этот вихрь был тонким горизонтальным диском, вращающимся, а не вибрирующим вверх-вниз. Звук, который производила эта рептилия и который перерастал теперь в пронзительный рев, не был похож ни на один звук, когда-либо слышанный Чапом. Эта штука стремительно приближалась, почти падала, к саду.