— Верно, она не была хорошенькой, — нетерпеливо сказал Рольф. Он покачал головой. — Не была она мне и родной по крови. Что случилось затем?
— У меня были другие заботы. Припоминаю, Тарленот что-то говорил о том, чтобы продать ее на севере, если не ошибаюсь. Хозяину гостиницы, здесь, в караван-сарае… — Чап остановился, отвлеченный какой-то внезапно посетившей его мыслью. — Хотя теперь припоминаю. В ту ночь я задремал, и это было самое странное. Мне показалось, что я проснулся, в то время как все вокруг, даже часовые, спали. Тарленот встал со своей постели, но я видел, что глаза у него по-прежнему были закрыты.
— И что же случилось после? — Рольф был весьма заинтересован, но и насторожен не меньше. И все еще стоял далеко.
Чап подумал, что ему лучше было бы промолчать о своем сне. В изложении он наверняка выглядел какой-то причудливой ложью или какой-то хитростью. Но он уже начал.
— Мне приснилось, что из-за круга света, отбрасываемого огнем, пришел кто-то выше человеческого роста, в темных доспехах, скрывающих его лицо и все тело. Великий витязь, вне всякого сомнения, но Востока он был или Запада, я не мог сказать. Земля, казалось, прогибалась у него под ногами, словно натянутая материя под ногами идущего. Он остановился перед Тарленотом, словно бы спящим стоя, и простер руку в том направлении — да, в том направлении, где, должно быть, лежала девушка.
И этот темный витязь произнес: «То, чем ты обладаешь, принадлежит мне, и ты избавишься от этого, когда я пожелаю». Таковы, или примерно таковы, были его слова. И Тарленот поклонился, словно человек, принимающий приказ, хотя его глаза оставались закрытыми.
Затем все смешалось, как это часто бывает в снах, понимаешь? Когда я проснулся, было утро. Часовые бодрствовали, как и должны были в течение всей ночи. Девушка еще спала и улыбалась во сне. Это напомнило мне мой сон, но затем я снова забыл его за дневными делами. — Сон был очень живым, и то, как он забывал и вспоминал о нем, было очень странно. Весьма вероятно, что за всем этим скрывался какой-то магический смысл. Но какой?
— Ты говоришь, девушка не была тебе родной по крови? — спросил Чап. — Кем же она была?
— Я называю ее своей сестрой; я считал ее сестрой. — Увидев, что Чап заинтересованно наклонился вперед, Рольф продолжил: — Ей было около шести лет, когда она пришла к нам; в том году, мне исполнилось одиннадцать. Армии Востока еще не добрались в наши края, но на юге они уже были, и люди, бегущие на север, иногда проходили по нашей дороге. Мы думали, что Лиза, должно быть, отбилась от одной из таких проходящих групп. Мы с родителями проснулись однажды весенним утром и нашли ее голой в нашем дворе, она плакала. Она ничего не могла вспомнить — ни своего имени, ни того, как она добралась сюда. Она едва могла говорить. Но было видно, что ее хорошо кормили и хорошо о ней заботились; моя мать все удивлялась, что у девочки не было ни ссадин, ни царапин.
— И вы приняли ее? — Чапу хотелось выудить все, что можно, из юного простака. Прежде, чем он достаточно приблизится к нему…
— Конечно. Я говорил, это было до того, как Восток добрался до нас; еды у нас было в избытке. Мы назвали ее Лизой, в честь моей настоящей сестры, которая умерла в младенчестве. — Рольф нахмурился, в нем пробудилась осторожность. — Почему ты расспрашиваешь меня? Скажи мне, что с ней случилось.
Чап покачал головой.
— Говорю же тебе, я не знаю, что с ней произошло в конце концов. Кроме вот чего: когда мы расставались утром, Тарленот больше не заговаривал о том, чтобы отправиться на север и там продать свою пленницу, но собирался отправиться на восток к Черным горам. — Устав говорить, Чап потянулся к меху с водой и сделал глоток.
Испытующе поглядев на Чапа, Рольф кивнул:
— Думаю, если бы ты решил солгать, ты придумал бы что-нибудь более подходящее, чему легче было бы поверить. — И все же Рольф еще колебался. — Ладно, если ты все наврал, скажи мне. Вода и нож по-прежнему останутся с тобой. И свобода тоже, чего бы это ни стоило тебе здесь.
— Я не лгу. Я выполнил свою часть уговора, рассказал тебе все, что знаю. — Чап схватился руками за левую ногу и вытащил ее из стремени, затем то же проделал с правой. Он заставил их безжизненно свеситься вниз. — Ну-ка, помоги мне спуститься. Еще минута или две, и это животное свалится под моим весом.
— Повисни на руках, — сказал Рольф. — Я подержу ей голову.
Чап, как ни пытался, не мог слезть без помощи ног. На какую бы сторону он ни наклонялся, одна из его болтающихся ног цеплялась за седло, в то время как вторая неуклюже попадала в такое положение, что вполне могла сломаться под тяжестью тела Чапа, если бы он свалился. Даже человек, желающий, чтобы его оставили одного в пустыне, не хочет начинать с перелома бедра. Животное занервничало, пока Рольф держал ему голову.
Наконец Рольф нетерпеливо пробормотал:
— Я сниму тебя. — Продолжая держать уздечку одной рукой, он шагнул к животному со стороны, противоположной той, куда в данный момент наклонился Чап. Он освободил ногу Чапа, чтобы она смогла свободно соскользнуть со спины лошади. Затем, по-прежнему с уздечкой в руке, он снова обошел вокруг морды животного.
И обнаружил, что Чап свободно стоит.
Мгновения удивления Рольфа хватило Чапу, чтобы наполовину броситься, наполовину упасть на свою жертву. Чап в первую же секунду понял, что его ноги все еще далеки от своей полной силы. Они могли немногим больше, чем просто держать его.
Но в течение нескольких мгновений они послужили ему достаточно хорошо, и этих мгновений оказалось достаточно. Рука Рольфа рванулась очень быстро, но он не сразу решил, за что ему схватиться — за меч или кинжал, а к тому времени, как он остановил свой выбор на более коротком клинке, было уже слишком поздно. Рука Чапа уже схватила запястье Рольфа и вступила в спор за оружие. Споткнувшись при падении, Чап потянул за собой на песок и своего противника.
Юноша был силен и обе ноги у него были здоровые. Он вырывался, пинался и отчаянно боролся. Но Чап уже схватил его так, как намеревался, за руку с кинжалом. Упругие мышцы Рольфа напрягались, борясь за его жизнь; грубая мощь Чапа, методичная и осмотрительная, сводила на нет все их усилия.
Захваченная рука начала сгибаться. Она уже готова была сломаться, когда пальцы разжались и выпустили кинжал. Чап подхватил оружие и повернул его в обратную сторону; однако он не хотел убивать Рольфа до тех пор, пока не будет абсолютно уверен, что талисман все еще с ним. Если это не так, Рольфу придется сказать, где он. Он ударил Рольфа в висок рукояткой кинжала, и юноша потерял сознание.
В куртке Рольфа, в застегнутом внутреннем кармане, где ничего больше не было, Чап нашел талисман. Не успели его пальцы прикоснуться к нему, как Чап отдернул руку. Когда он возьмет его, не подействует ли он на него так же, как, похоже, действовал на этого юного простака? Не превратит ли его в слепого обожателя коварной женщины, на которой он женился только по политическим мотивам?
Он колебался только краткое мгновение. Если он собирался снова стать господином, у него не было иного выбора, кроме как завладеть талисманом и отвезти его на Восток.
Лошадь, какой изнуренной и сонной она ни была, отбежала на несколько шагов и продолжала неутомимо трусить дальше. Чап ласково окликнул ее. Затем пробормотал три коротеньких защитных заклинания, которые иногда, похоже, помогали ему — он был плохим колдуном — и вытащил локон волос из кармана Рольфа.
Он представлял собой затейливо сплетенное колечко поразительно золотистого цвета, достаточно большое, чтобы его можно было обернуть вокруг мужского запястья. Чап не почувствовал никакого немедленного воздействия скрытой в локоне силы, но, совершенно очевидно, талисман не был простой безделушкой; он не был испачкан или спутан, хотя деревенщина таскал его в кармане, наверное, с полгода и множество раз втайне поглаживал его.