Я хотел их подбодрить, но в горле запершило, и слова хриплым кашлем вырвались из пасти. Глаза слезились и болели, словно в них насыпали крошек. Я потер их лапами, но стало только хуже. Дышать стало трудно: нос был заполнен какой-то слизью.
Надо немного отдохнуть, а когда станет лучше, продолжить путь. И мы обязательно доберемся. Я обнял ручку и прикрыл глаза.
- А-а, едрена, - заревел Бурошкур. Тележка сдвинулась с места. Сопя и кряхтя, пират повел "Горе" один. Надо было ему помочь, только лапы не слушались. Я потер слезящиеся глаза и огляделся по сторонам, выискивая лагерь черных гремлинов.
Линия горизонта впереди изменилась. Она потемнела и поднялась вверх, и чем дольше мы ехали, тем сильнее она возвышалась. Словно впереди росла огромная стена, огораживающая целую сторону света. Я никогда не видел ничего подобного. Если это был остров, то он был размером с океан или даже больше. Даже сейчас он казался огромным, хотя мы были бесконечно далеко от его края. Неужели именно эту землю скрывал пар конца мира?
Вдруг мы остановились. Бурошкур сипел над рукоятками: выглядел он неважно. Я сел рядом и потрепал капитана пиратов за плечо:
- Бурошкур, мы почти доехали.
Он посмотрел на меня слипшимися глазами
- Да пошел ты, - и отмахнулся лапой. Спустя некоторое время серый здоровяк провалился в такой же беспокойный сон, как и его брат. Совсем чуть-чуть не хватило. Я зевнул. Какая-то мошка поселилась на моем зрачке. Я потер глаза лапами, но мошка только увеличилась, а потом и вовсе превратилась в черный корабль.
Корабль шел по замерзшему Белому морю - прямо к нам.
- Мы здесь, - прохрипел я, размахивая плащом. - Сюда.
Совсем негромко получилось. Но на корабле нас заметили. Черное судно скользило на железных лыжах, приделанных к его днищу. Выглядело даже лучше затеи Бурошкура с колесами. На носу корабля стоял гремлин в черных перчатках, и чем больше он приближался, тем легче его было разглядеть.
Кораблем черных командовал Ког. Огромными буквами на боевом судне было нацарапано "АЛЫЧА", и остановилась она в десяти прыжках от занесенного пеплом "Горя". С палубы сбросили веревку, и по ней проворно соскользнули на лед пятеро матросов вместе с Когом.
- Лак-Лик! Живой - не могу поверить! - обрадовался Ког, но потом оглянулся на любопытных матросов и серьезным тоном добавил: - Доложить об обстановке, боевичок Лак-Лик.
- Так точно, - отрапортовал я. - Нас пятеро, мы почти все заболели и скоро умрем. А Ежи уже умерла, но она не болела. Зато ее можно починить, а нас нельзя, если мы умрем от болезни.
- Понятно, - Ког покачал головой и рявкнул: - Врачеватель Рухма! Нужна твоя помощь!
А мне очень надоело рапортовать, поэтому я прилег поспать рядом с Бурошкуром. Немного отдохнуть бы, и можно продолжить разговор. Мы ведь уже добрались до лагеря черных, они никуда не денутся.
- Да? - спросил я.
- Да, - ответил врачеватель... как же его звали?
Врачеватель обязательно нас вылечит. У него был здоровский фиолетовый плащ, он знал много интересных вещей и говорил умными словами. Он проведет операцию, и мы поправимся, особенно Мышонок, он поправится больше всех остальных, вместе взятых.
- Да? - решил удостовериться я.
- Да, - ответил врачеватель по имени... забыл.
Правда, иногда операции бывают очень болезненными. Например, когда что-то колет рядом с хвостом, или когда тошнотворную гадость заливают в пасть, а то и вовсе в нос или в глаза. Но это все пойдет нам на пользу, потому что все вредное идет на пользу.
- Да? - уточнил я.
- Да, - ответил врачеватель... какое у него там имя?
Как же зовут? Какое имя? Надо вспомнить, от этого абсолютно все зависело. Я плавал в океане чернил и медленно тонул, погружаясь все глубже и глубже. Океан не был кислотным, но не становился от этого менее опасным. Еще немного, и я пошел бы на дно - но вот спасательная плюшевая шестеренка плюхнулась в воду рядом со мной - и я крепко за нее ухватился.
- Рухма, - сказал я, открывая глаза. - Вас зовут Рухма.
- Совешенно вено, - согласился Рухма и улыбнулся. Половины зубов у него не хватало.
Глава 9.
Солнечные осколки
Меня положили в нору-госпиталь вместе с другими умирающими. Здесь было прохладно и тихо, время от времени нас проверял дежурный врачеватель. Нашим дежурным врачевателем был Рухма - старенький подслеповатый гремлин с половиной зубов.
- Как самчустве? - шепелявил он.
- Лучше всех.
- Ясн, - кивал Рухма и ощупывал мой лоб.
Похоже, он был глуховат, потому что всегда оставлял ответ без внимания.