Я вспомнил слова черного гремлина, заживо сожженного Ониксом перед войной с серыми пиратами: "Мы убьем ваших отцов, матерей, сыновей, вырастим райз в центре этого острова и насадим ваши головы на красные шипы. Ни дождь, ни пламя, ни буря не остановят нас".
Им нужно было наказать виновного в нарушении порядка, и сейчас этим виновным был весь Изумшер. Как только я понял это, решение пришло само собой:
- Это я похитил Ниро, - признался я. - Это я освободил Оникса с нижнего этажа скайдла Борд. Это я угнал у вас самоходный корабль. Это я украл ваш зефир и сбежал с ним на подводном корабле коричневых гремлинов, - я окрасил свою шерсть в темно-зеленый цвет и развел лапы в стороны: - Это я подставил зеленых гремлинов Изумшера, чтобы началась война.
Скоба перехватил двузубец и начал обходить меня сбоку. Буква положила камень в рогатку. Чаро сверлил меня свирепым взглядом, в котором было столько ненависти и гнева, что от них едва не плавились стены. Лишь Ниро смотрела на меня с грустью.
- Это я во всем виноват, - сказал я и исчез. Скоба проткнул место, где я только что стоял, двузубцем, а рядом с моей головой просвистел пущенный из рогатки камень.
Я направился к выходу, но в углу меня поджидал Скайа. Мастер воли что-то прошептал под нос, и вокруг дверей замерцало полупрозрачное поле, такое же, которое защищало нас от падающих осколков солнца. Я коснулся этого поля и забрал его энергию в пустоту внутри себя. Его мерцание погасло, и оно рассеялось. Скайа перестал шептать и умолк.
Погасив звуки от шагов, я пошел прочь из крепости черных гремлинов, старательно обходя суетящихся боевичков. За моей спиной Чаро грозно отдавал приказы. Оставалось лишь надеяться, что сказанное мной хоть как-нибудь поможет остановить войну.
Мимо меня пробежал боевичок, крича:
- Отступление! Всем отрядам, отступление! Прекратить боевые действия!
Я глядел ему вслед. Неужели получилось? Тогда надо поскорее вернуться к зеленым гремлинам и проследить, как идут дела у Швепса. Ведь если в момент, когда ворота в Мегастену откроются, зеленые нападут на черных и бросят в них эти ужасные зажигательные палки, все пойдет прахом.
Но мне не пришлось вновь петлять по извилистым переходам, потому что когда я вернулся на улицы скайдла Борд, то увидел десятки зеленых гремлинов, направляющихся в сторону причала. Среди них были гремлины и остальных расцветок, все, кроме черных. Я поспешил за ними, и вскоре мне открылся вид на стоянку горелых кораблей.
Сотни гремлинов стояли на коленях и пристально смотрели вдаль, туда, откуда наступало кипящее море. Стена пара значительно приблизилась, и теперь ее было отлично видно даже отсюда. Но гораздо сильнее мое внимание привлек помост, возвышающийся перед толпой.
На этом помосте стоял темно-зеленый старик, Стоящий-у-порога, в лапах он держал длинный посох, заканчивающийся огромным, с голову размером когтем, рядом с ним сидела на задних лапах фиолетовая самка, что сопровождала его на совете, а у ее хвоста валялся крепко связанный пять-раз-Швепс. Стоящий-у-порога ударил посохом о помост и заговорил на шипящем языке Изумшера:
- Гремлины изумрудной шерсти, настали тяжелые времена! Пришла пора священной войны, и пусть Архитектор покарает меня, если я лгу.
Зеленые гремлины пропели какое-то слово в ответ, которого я еще не знал. Оставаясь невидимым, я двинулся к помосту. Швепс попал в беду из-за меня. Старик тем временем продолжал размахивать посохом:
- Сегодня этот шпион темных попытался убедить меня в том, что наступающий пар - это знак того, что нам нужно сдаться и заключить мир. Но как надвигающаяся погибель может быть знаком мира?
Зеленые гремлины вновь ответили пением. Я добрался до помоста и аккуратно залез наверх. Фиолетовая самка что-то заподозрила и принюхалась, но не смогла меня увидеть. Швепс выглядел побитым и несчастным. Я встал неподалеку от Стоящего-у-порога, все сильнее распаляющегося с каждым вздохом:
- Очевидно, что бог требует от нас священной войны и послал этот знак, чтобы направить нас на правильный путь. Мы должны ударить по черным со всей праведной яростью в наших сердцах! И мы победим! И пусть Архитектор покарает меня, если я неправильно трактовал его волю!
Я спихнул старика с помоста, и он кубарем покатился вниз, ойкая при каждом ударе. Надеюсь, он ничего себе не сломал.
Наступила гробовая тишина. Пока все в ступоре смотрели на валяющегося в белом пепле старика, поднялась фиолетовая гремлинша и провозгласила, не веря собственным словам: