— Девочки тоже! — без тени сомнения ответил наш командир.
— Смир-но! — раздалась тихая, но твердая команда адъютанта. — Снять головные уборы!
Правда, последний приказ мы выполнить не могли, потому что головных уборов у нас попросту не было. Пригладив руками взъерошенные волосы, мы застыли по стойке «смирно».
— Слушайте, дети рабочих! — особенно торжественно произнес Генерал. — Кто клянется нашему красному знамени, пусть поднимет руку!
Поднялись руки — большие и маленькие, чистые и не очень, поцарапанные и потрескавшиеся. На чердаке воцарилась гробовая тишина. Без громких слов мы поклялись бороться с белыми до победного конца. Только Папуас, толстый и круглолицый, с бегающими хитрыми глазками и черными, вечно нечесанными кудрявыми волосами, из-за чего он, очевидно, и получил свое прозвище, стоял с равнодушно поднятой рукой и, блаженно причмокивая, сосал конфету.
— Вольно! — прозвучала команда, и мы опустили руки.
Разведчик Назитис, все время наблюдавший за Папуасом, спокойно спросил:
— Папуас, ты что жуешь?
— Я… н-ничего… — испуганно пробормотал толстяк. — Я… только… конфету…
— Во время принятия присяги?! — В голосе Генерала зазвучали жесткие и насмешливые нотки. — Может быть, малютке предложить еще и соску? Последний раз предупреждаю: не станешь человеком, прогоним как паршивого щенка. Ясно?
— Я-ясно… — заикаясь, ответил Папуас.
А Валдис, откинув назад и пригладив рукой светлые волосы, обращаясь к нам, сказал:
— Хорошо. Можете идти.
— Разойдись! — точно молодой петушок, прокричал Пипин.
И мы гуськом, с протянутыми руками, поминутно ощупывая потолочные балки, направились к выходу. Назитис стоял у люка и, как заправский разведчик, знакомый со всеми законами конспирации, выпускал нас из чердака по одному, чтобы мы не создавали лишний шум. Последним шел Папуас. Добравшись до самого темного угла и спрятавшись за перекладиной, он внимательно, с подозрительным любопытством, стал следить за Валдисом и Брунисом, которые остались у знамени. Сначала они завернули красное полотнище в желтый пергамент, а потом еще в голубой платок, наверное взятый Валдисом у матери или сестры. Решив, что Брунис унесет знамя обратно в один из темных вечеров, чтобы не привлечь внимания чужих глаз, ребята засунули сверток под толстую балку, покрытую пылью, и засыпали его песком, стружками и мусором. Погасив свечи, они стали пробираться к выходу. И вдруг протянутая вперед рука Бруниса наткнулась на что-то мягкое. Кто-то негромко вскрикнул. Валдис быстро зажег спичку. Оказалось, что Брунис нечаянно схватил за волосы Папуаса.
— Не рви!.. — со слезами на глазах молил Папуас.
— Зачем ты спрятался на чердаке? — строго спросил Генерал.
— Не мог найти выхода, — соврал Папуас.
И командир, наверное, ему поверил. Подтолкнув Папуаса, он приказал:
— Убирайся, да побыстрее, пока цел!
Папуас рванулся к выходу и кубарем скатился по лестнице. А Валдис и Брунис, не подозревая ничего плохого, спокойно покинули чердак. Они были уверены, что красное знамя спрятано надежно…
Когда наступили сумерки, у мясного магазина встретились двое: круглолицый толстяк Папуас и длинный и кривой, как коряга, Репсис.
— Ну, а дальше что было? — расспрашивал юный Буллитис Папуаса.
— А потом Валдис Цериньш и Профессор собрали свой… — взахлеб рассказывал сын дворничихи, — свой стрелковый полк, с красным знаменем…
— Что? Что ты сказал? — приблизившись к Папуасу, переспросил Репсис, которого эти слова поразили словно молния.
— Ничего я тебе больше не скажу, — хитро взглянув на командира белых, проворчал Папуас и добавил: — За фунт конфет так много рассказывать не буду.
— Ну черт с тобой! — плюнул Репсис. — Сколько хочешь?
— Килограмм!
— Вот шут гороховый! — снова выругался Буллитис. — Хорошо, завтра получишь.
— А где ты их возьмешь? — недоверчиво спросил Папуас.
— Стяну у отца в лавке, — спокойно пояснил Репсис.
Отец его, Буллитис, торговал не только мясом, но и другими товарами.
— Тогда слушай дальше, — кивнул головой Папуас и продолжил свой рассказ: — Собрали, значит, свой стрелковый полк… Брунис даже знамя принес!
— А ты можешь достать это знамя? — спросил вдруг Репсис. И с издевкой добавил: — Да где тебе!..
— Я не смогу?! Смогу! — Папуас горделиво выпятил грудь. — А сколько заплатишь?
— Сколько захочешь? А ты не врешь?
— Конечно, не вру! — похвалился Папуас. — Дашь один лат, и знамя будет в твоих руках.