«Казнен за предательство!!!»
Наступил наконец и день, когда мы свершили суд над предателем Папуасом, подло похитившим наше красное знамя. Много раз мы пытались поймать хитрого толстяка, но Папуас всегда выскальзывал из наших рук; на окраинах он не появлялся, изредка ходил только по центральным улицам или же отсиживался дома.
Некоторые из нас жили в одном доме с Валдисом Цериньшем. И вот все мы терпеливо и настойчиво стали выпрашивать у матерей разрешение ночевать в сарае, на свежем сене, которое наши отцы по воскресеньям косили для коз. Козы имелись почти в каждой семье железнодорожника — как-никак, а стакан молока в день можно было надоить.
Когда мы, поужинав и взяв с собой одеяла и подушки, перебирались на ночлег в сарай, в нашем распоряжении была теперь и ночь. Часто мы не засыпали до самой зари: обсуждали разные планы, а иногда по двое, по трое отправлялись в центр города на разведку. Если на Спарите — так называли горожане один из красивейших островков в парке — устраивались «балы на лоне природы», наши разведчики шныряли и здесь.
Однажды утром Назитис все-таки подстерег Папуаса: вооружившись метлой и совком, толстяк шел убирать базарную площадь. Наверное, мать подняла лентяя из теплой постели и выгнала на улицу: надо же сыночку привыкать к труду! Как только Валдис узнал об этом, у него сразу же возник план: поймать предателя и судить его в самом центре города — на базарной площади!
Приближался Иванов день. А накануне каждого праздника в Гулбене проводилась ярмарка. На нее приезжали не только из ближайших волостей, но и из соседних уездов. В такие дни базарная площадь была переполнена толстыми тетками и усатыми дядьками — местными хозяевами, которые торговали всем, что только можно было продавать и за что платили деньги. По утрам здесь хрюкали поросята, блеяли овцы, мычали телята, а к вечеру горланили песни подвыпившие кулаки, визжали городские девки и лениво переругивались хозяйки.
Ночь перед открытием ярмарки наш полк бодрствовал. Все, кому удалось выскользнуть из дому, собрались на углу парка, неподалеку от «Черной бомбы». Когда мы покидали сарай, Валдис прихватил с собой веревку и… лопату нашего дворника. Зачем понадобилась лопата, мы так и не поняли. Но выяснять это не было времени. Одно только было ясно — мы должны сурово наказать предателя Папуаса.
Назитис и Пипин отправились на разведку. Вскоре со стороны базарной площади раздалась трель жаворонка. Это Назитис подавал нам условный сигнал. Путь был свободен! Если б нам угрожала опасность, то прозвучал бы крик совы. Мы направились к «центру мира», как называли в Гулбене обширную площадь с многочисленными лавками торгашей.
Генерал не забыл разместить и охрану — на каждом углу по стрелку.
Оглядываясь, мы зашагали к базарной площади, туда, где, не известно для каких целей, был вкопан толстый и длинный столб. Обычно цыгане привязывали к нему, напоказ, своих лошадей. Мы принялись копать у столба яму. Дело это было нелегкое, потому что земля вокруг столба была плотно утоптана ногами многих сотен людей. Первым копал Валдис. Минут через десять его сменил Боксер, обладавший силой Лачплесиса[6]. А когда мы сняли верхний слой, земля стала мягче. Теперь лопатой мог легко орудовать даже маленький, энергичный Пипин. Работали мы яростно, и подгонять не надо было. Наконец нужной глубины яма была выкопана.
Закончив работу, мы попрятались в пустых еще ларьках, потому что стало совсем светло. Занял свой наблюдательный пост и Назитис: забравшись на крышу киоска, он распластался там на животе. Время тянулось бесконечно долго. И вот раздался какой-то шум: это Назитис дополз до края крыши и кубарем скатился вниз.
— Идет!.. — взволнованно доложил он Генералу.
Мы облегченно вздохнули: значит, наша ночная работа была ненапрасной. Близился час расплаты с предателем.
Прильнув к щелям в стенах ларьков, мы наконец увидели Папуаса. С метлой в руках, сонный и хмурый, он принялся обходить базарную площадь, подбирая под длинными столами бумагу и прочий мусор. Потом, почесав затылок и зевнув, вдруг остановился у выкопанной нами ямы, заглянул в нее, зачем-то палкой померил глубину и недоуменно пожал плечами.