Арвид Дзенис посмотрел на них. Взгляд его задержался на Валдисе. А Генерал вдруг коснулся его плечом. И слесарь понял: парень знает что-то. Может, сейчас все и выяснится. Он ободряюще кивнул нашему командиру…
— Господин капитан! — крикнул вдруг Валдис. — Нас за красное знамя арестовали?
— Ну-ка помолчи, паршивец! — рассердился начальник полиции. — Сейчас мы тебе устроим свидание с твоим дружком — он-то уже за решеткой!
Валдис посмотрел на Арвида Дзениса и сказал тихонько:
— Это он о Брунисе…
«Замечательный парень!» — подумал Арвид и улыбнулся. Теперь все понятно: наверное, Брунис взял знамя, чтобы показать своим друзьям, а те, не подумав о последствиях, заварили какую-то кашу, и знамя попало в руки полиции. А из-за главных «виновников», Бруниса и Валдиса, арестованы и их отцы. У Арвида отлегло от сердца. Значит, организации ничто не угрожало. А знает ли все это Цериньш? Дзенис вопросительно взглянул на отца Валдиса. Тот ответил едва заметным кивком, что означало: «Будь спокоен, все в порядке». Слесарь облегченно вздохнул, подумав при этом: «А все-таки надо быть осторожным. Если дома сделали тщательный обыск, то оружие, конечно, не нашли, а вот несколько „опасных“ книг наверняка… Эх, до чего же глупый провал! И это в такой момент, когда нужно действовать! В Риге, может быть, уже начали… А тут сиди за решеткой! Проклятие! И листовки вот остались… А на что они теперь?..»
Но листовки пригодились! Боевой призыв к действию рабочие нашего города получили вовремя. А вскоре мы смогли сказать нашим арестантам:
— Здравствуйте, друзья!
«Это есть наш последний и решительный бой…»
Тревога охватила не только наш дом, но и весь город. Люди молча переглядывались, кивали друг другу, перешептывались, говорили об оружии, революции, о Красной Армии, о часе расплаты, который наступил для господ и их прислужников. Под вечер рабочие-железнодорожники в одиночку или по двое отправились в парк. Они говорили, что идут «погулять», но жен и детей с собой не взяли. Только Вилис Платайс, по прозвищу Боксер, был причислен к взрослым и вместе с отцом пошел в парк. Позже мы узнали: там состоялся митинг; в нем участвовали и сельские жители — батраки; был на митинге и Оборванец.
В нашем дворе собрались женщины. Услышав об аресте Цериньшей, отца и сына, пришла мать Бруниса. Забыв о своем несчастье, она успокаивала жену Цериньша, которая, после ухода полицейских, сидела на скамейке под ивой. Она не плакала, она сидела молча, плотно сжав губы. Двое сыновей уже погибли, а теперь взяли последнего — Валдиса! Что он сделал? За что его взяли?
— Не волнуйся, мать! Вернутся, обязательно вернутся, — печально улыбалась жена Дзениса, успокаивая подругу.
Другие женщины рассказывали об аресте Дзениса, о пулях, которые предназначались для него.
— Меня это не удивляет, — тихо сказала жена Дзениса, — Арвида еще в Риге три раза арестовывали. Но всегда вынуждены были освобождать. Только для Бруниса, бедного мальчика, это первое испытание. Ворвались ночью… Били… Негодяи, бесчинствуют перед своей гибелью. Но напрасно, их дни уже сочтены! — И в тихом ее голосе зазвучала гордость. — Слышали, как рижские рабочие встретили Красную Армию? Скоро кончатся наши мучения!
Когда разговоры утихли и жены железнодорожников разошлись, мы вытащили из щели в фундаменте сарая четырехугольный сверток, который отец Бруниса вручил Валдису, попросив спрятать от полиции. Забравшись на сеновал, где мы обычно ночевали, развязали сверток и от удивления застыли с широко раскрытыми глазами: в наших руках были сотни небольших листочков, напоминающих страницы непереплетенной книги. Опешившие, ничего не понимающие, мы удивленно смотрели друг на друга.
— «Про-кла-ма-ция…» — прочитал Назитис.
— Да ну? — недоверчиво переспросил я.
— Ясно как день! — заявил Пипин и, показывая на левый угол листовки, пояснил: — Видите, здесь же написано: «Прочитай и передай другим!»
Мы прочли первые четыре слова: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»
— Пролетарии — это рабочие, — лекторским тоном пояснил наш адъютант.
А Харий-Актер взял листовку и стал читать дальше: