— Идешь? — еще раз спросил Сашка.
Да идет он, идет! — ответила за сына Лена. — Чего сегодня будете продавать, бизнесмены?
— Отец кукурузу принесет, а пока у Данилки открытки есть, их и будем иностранцам толкать, — переминаясь с ноги на ногу, ответил Сашка
— Поймают вас с этим делом, — вздохнула Лена, наблюдая за сыном. Данил сложил в яркий пакет несколько пачек с открытками города, кинул туда же выгоревшие на солнце трусы.
— Ну, мы пошли, — он поднял глаза на мать. Она сжалась, в его глазах горел непонятный огонек, не виденный ею раньше.
— Вы там, это, поаккуратней, — тихо пролепетала она, зная, что говорить такое бестолку. Ребята зарабатывали деньги себе на кусок хлеба сами, и очень часто Лена жила на деньги сына. Таких щедрых клиентов, как сегодня, выловишь не каждый день.
Проводив их до калитки, она остановилась посреди своего маленького сада. Наверное, маленький принц имел когда-то такую же маленькую планету, только порядка на ней явно было больше. Лена вытащила из-под крыльца шланг и стала отмывать ствол яблони, заодно полила и весь участок. Клубника отцвела, и крупные ягоды прятались под листьями. Лена собрала в тарелку спелых ягод. Яблоки тоже уже начинали краснеть. Слегка наклонив ветку, она сорвала яблоко, откусив, сморщилась, бросила его в сторону. Большая черешня стояла на границе ее и материнского участка. Плодов хватало всем, даже на продажу. Данил с Сашкой продали пару ведер в этом году, этот год на черешню неурожайный. Она вздохнула, вспомнив последний разговор с сыном: «Я заработаю деньги, и тебе не надо будет работать», — обняв плачущую мать, заявил он. От этих слов она разрыдалась еще сильнее, вот и сейчас сердце сдавило от жалости. Что он видел хорошего? Только грязь. Единственное, что его отличало от беспризорника, это то, что он имел свой маленький угол. Мать он иногда не видел неделями. Тогда на помощь приходила бабушка, с которой мальчик не находил общего языка с пеленок, так как для той ее собственная дочь была не кто иной, как «блядь» и «проститутка». Она кричала об этом на весь двор, и ребенок, не понимая еще слов, чувствовал, что его мать обижают.
Глава 2
— Никак огород полила? Это к дождю, Ленка, ты, не подумавши, сделала, — прервала ее мысли мать. — Чего это кобель от тебя так поздно ушел? Ты его еще, небось, и кормила, от дитя кусок оторвала для своего кобеля? Ох, Ленка, Ленка! — Она покачала головой.
— Никого я не кормила, — покосившись на мать, бросила Лена. Настроение что-нибудь сделать в саду исчезло. Она направилась к дому.
— Молоко-то чего не взяла? — спросила вслед мать.
— Принесешь, не переломишься, — со злостью ответила дочь.
Надо успеть до прихода матери убрать в комнате и замочить белье. Сейчас начнет совать свой нос во все кастрюли и щели. Сколько они уже живут отдельно, а она не может привыкнуть, что у дочери своя жизнь, и ей вовсе не хочется, чтобы в нее вмешивались. Включив колонку, она набрала в пластмассовую, еще Данилкину, ванну воды. Налила туда отбеливатель, опустила постельное белье.
«Все! Теперь даже духа подонка не осталось». Окинув комнату придирчивым взглядом, точно ли не осталось чего от ночного гостя, она опять прошла в комнату сына. Конструктор лежал в коробке под кроватью. Взбив зачем-то подушку, она прижала ее к груди, ей казалось, что от всех вещей в комнате исходит запах чистоты и детства, как от этой подушки, которую она прижимает к себе. Закрыв ею лицо, она постояла так несколько минут: «Как же жить дальше? У нее нет и никогда не будет средств, чтобы выучить сына. Все говорят, что он умный мальчик. Ей и говорить об этом не надо, сама видит. Данил постоянно решает Сашкины задачи и уравнения — и в кого он такой?»
Хлопнула дверь. Лена, аккуратно поставив подушки на место, вышла из комнаты, плотно прикрыв дверь. В царство сына никто не имел права входить.
— Лен, у тебя соль есть? — на кухне стояла Тамара, соседка, мать Саши, замученная жизнью и заботами женщина. Ее глаза смотрели на мир с испугом и тоской. Тамара работала в совхозе, как и ее муж, только вот последний год у нее сильно болела спина, и она больше находилась на больничном, чем работала за бесплатно в поле. Лена всегда удивлялась, глядя на нее, зачем идти на каторжный труд, если за него не платят? Но они уж так устроены, Тамара и Гриша, что надо обязательно где-то работать, и детей, а их было трое, учили тому же. Саша был старшим.