Часа через два у доминошного стола собрались почти все ребята. Даже Витька явился, прослышав обо всем. Даже очкастая Нонка, покинув свой балкон, пристроилась на краешке скамьи и тянула шею в сторону Вани, который говорил что-то очень важное.
Феликса среди ребят не было.
Ваня, без картузика, в той же пестрой летней рубашке, кому-то отвечал:
— Пока что не знаю… Когда ее внесли в операционную, она была уже мертвая — сердце не работало, дыхание прекратилось. Но известно, что пять-шесть минут после наступления смерти организм не умирает. Здесь дорога каждая секунда. Чтобы спасти ее, пробовали все: искусственное дыхание, особое внутриартериальное переливание крови — ее с большой силой гонят в обратном направлении, и прямо к сердцу. Не помогло. И тогда пошли на последнее…
— Скажи, она жива или нет? — прервала его Аня, — Ты можешь это сказать?
— Жива. Но все еще без сознания…
— Теперь давай дальше.
— Оставалось последнее — прямой массаж сердца…
Ребята, обступившие стол, молчали. Было тихо-тихо, и в этой тишине стало слышно, как к ним подошел Феликс. Но никто даже не обернулся к нему.
— Был сделан короткий разрез, потом осторожно взяли в руку ее сердце и стали медленно сжимать и разжимать его, чтобы восстановить кровообращение и оживить. Иногда это спасает. Полчаса массировали сердце, а за дверью сидел ее отец и ждал.
— И ты был там? — спросил Аркаша. — Тебя пустили?
— В операционную посторонних не пускают.
— Какой же ты посторонний?
Ваня не ответил и продолжал:
— Через полчаса к ее отцу вышел второй хирург и сказал: «Жива, но положение еще очень тяжелое» — и ушел. Сердце ее ожило: мышцы стали сокращаться — гнать по жилам кровь, появился пульс, восстановилось дыхание. А потом ей делали другие операции — ведь глиссер сильно стукнул ее.
— Слава богу, — громко вздохнула Лида. — Чего-чего не слыхала, но чтоб сердце брали в руки и сжимали-разжимали — ни разу…
Скоро опять послышались чьи-то шаги — к ним подошла Нанка. Она не сразу подошла к столу, хотя и увидела возле ребят Нонку. Она постояла поодаль, прислушиваясь к разговору, потом подошла поближе, а уж затем — вплотную.
— А кто все это делал? — спросил Дима.
— Что? — Ваня повернулся к нему.
— Ну, массировал сердце?
— Я ведь уже сказал — хирург.
— Не твой отец? — спросил Витька. — Наверно, он… Он, да?
Ваня кивнул.
Ане было тоскливо. Она ушла к себе. Уже в сумерках вернулась, но двор словно вымер. Одна только Нинка сидела на своем балконе, Аня потопталась немножко у врытого в землю стола, но так и не решилась спросить у нее, как там дела у Лены…
И медленно пошла домой.
Глава 25
ЧЕРНЫЙ КОФЕ
Это была плохая неделя. Хуже и не было в жизни Феликса. Когда он увидел на носилках ту девчонку и ее отца, все в нем так и сжалось. И чувство боли, беспомощности и горечи от собственных неудач не покидало его весь тот день. И жизнь его с того дня пошла кувырком. Все расстроилось в их компании.
Теперь Феликс редко появлялся во дворе. К нему регулярно забегал Адъютант и подробно информировал о всех новостях. Однако многое Феликс узнавал и без него — долетало через окно, приносила мать или кто-нибудь другой…
Через день после случившегося с утра в окно ворвался Ванин голос:
— Пришла в сознание!
Еще через час Лида громко сказала у столика:
— Ее мать приехала, сняли комнату возле больницы… Они, оказывается, из Витебска…
Все во дворе только и говорили об этой девочке. Так что Захарка лишь уточнял факты. На третий день под вечер Феликс заметил, что в Ванин подъезд то и дело заходят какие-то люди; по словам Адъютанта, это были гости, и сходятся они на день рождения Валерия Михайловича. Были тут и его новые знакомые, а двое — его старые пациенты, отдыхавшие в это лето на побережье, и даже мальчишки: Ваня звал всех, но пошли только Димка, Аркаша и Лида… Постеснялись остальные, что ли? Однако виновник праздника так и не явился в этот вечер домой: дежурил у постели Лены. Марья Сергеевна, извинившись перед всеми, устроила ужин без мужа.
Так проходила вся эта неделя. Лена выкарабкалась и пошла на поправку, девчонки перестали орать со своих балконов, а к Ване теперь началось настоящее паломничество.
Адъютант, докладывая о нем Феликсу, изо всех сил старался придавать своему лицу равнодушное выражение и даже подтрунивал над Ваней, потому что Феликсу тот был не по душе.
Даже его личный Адъютант начинал хитрить с ним!