– Постойте! Дайте хоть перевести дух, занять позицию. – Андраш поднялся, сел на кровати, поджал под себя ноги на турецкий лад, закурил. А сам тем временем соображал, как быть: согласиться на подлую игру или увильнуть? Впрочем, и так плохо, и так. Не сумеет он убедительно защитить черное дело контрреволюции, дело бандитов, убийц, взбесившихся помещиков и фабрикантов. Своих слов нет для такой защиты, а чужие… язык не повернется их произносить. И отказываться опасно. Кажется, попал в ловко замаскированную ловушку. Неужели этот хлюст заподозрил его в чем-нибудь? Не имеет оснований. Не давал ему никакого повода. Что же делать? Эх, была не была!
Андраш бросил сигарету, сощурился, улыбнулся, кивнул головой.
– Начинайте!
– Предатель ты, товарищ… бывший товарищ Папп! – Вальтер Бранд принял позу оратора-разоблачителя: рука вытянута, палец грозно нацелен в лоб шоферу, ноги широко расставлены.
– С каких пор? – спокойно осведомился Андраш.
– С двадцать третьего октября, с тех пор как стал прислушиваться к подстрекательским речам деятелей из клуба Петефи.
– А вы с этого начали в тысяча девятьсот семнадцатом году. Вы прибыли в Россию из Германии, которая тогда воевала с Россией. Вы куплены на корню, шпионы с пеленок.
– Клевета! – Вальтер Бранд замахал руками. – Провокация! Вор кричит: «Держи вора!» Отступник!.. Да, вот твое настоящее имя: отступник.
– Да, я от вас отступился.
– Вот-вот! Спасибо за откровение. Скажите, Миклош, за что вы нас так люто возненавидели?
– Сказать? А вытерпят ваши уши слушать правду, не лопнут барабанные перепонки.
– Попробуйте.
– Что это за власть, когда при ней каждая кухарка может управлять государством, а каждый пастух, каждый шахтер, в роду которых до девятого колена не было грамотных, может закончить, да еще за счет государства, университет, академию?! Что за власть, которая согнала помещиков с земли, на которой они сидели веками?! Благородные, высокообразованные, говорящие по-французски, по-немецки, по-английски, аристократы, князья, маркграфы, бароны сидят в тюрьме, находятся в заграничных бегах, добывают себе пропитание черным трудом, а на их земле хозяйничает голытьба несчастная, не знающая ни одного языка, кроме венгерского, не ведающая, что такое аристократизм, с чем и как его едят. Что это за власть, которая впустила в наш парламент, олицетворяющий Венгрию, всевозможных свинарок, забойщиков, доменщиков, виноградарей и прочую народную демократию?!
– Миклош, хватит! – Вальтер Бранд засмеялся, зажал белой душистой ладонью рот Андрашу. – Действительно, чуть не лопнули барабанные перепонки! Ты, брат, так ругаешь народную демократию, что и коммунисты порадуются, похвалят тебя. Оскандалился. Автоматом умеешь пользоваться прицельно, наповал укладывать своих врагов, а словом – мажешь. Если бы я не знал, кто ты, мог бы принять тебя за твердолобого дружка-приятеля русских.
– Извиияюсь, байтарш. Привычка воспитания. Инерция. Пережитки прошлого. – Андраш подмигнул послу «Свободной Европы» и тоже рассмеялся. – Я уверен, что и вы оскандалитесь, если мы и дальше будем спорить. В коммунистическом мешке не утаишь католического шила. Ну, поспорим. Нападайте!
– Хватит, Миклош! Если хочешь продолжать, дискуссию, давай поменяемся ролями. Я буду национальным гвардейцем, отступником, а ты – коммунистом. Согласен?
– Был я уже им в жизни, надоело до тошноты. Не хочу. Давайте спать.
– Зря, Миклош. Не отказывайся от шкуры, из которой выполз. Еще может пригодиться, если коммунисты разобьют национальную гвардию. Потренируйся занимать резервные позиции. Ну!
– Если расколошматят нас, мои позиции будут на кладбище. Живым в народную демократию не попаду.
– Ладно. В таком случае меня потренируй. Пожалуйста, Миклош!
– Так бы вы давно и сказали. Значит, я – коммунист, а вы…
– Отступник. Бичуй, наступай по-настоящему, в полную силу. Вспомни все, чему тебя учили. Тряхни стариной. Я должен почувствовать в тебе настоящего коммуниста.
– Опасно! – Андраш глуповато ухмыльнулся.
– Почему опасно? Чего боишься?
– Подумаете: каким был Миклош, таким и остался.
– Не бойся. Ты вне всяких подозрений. Давай, крой вниз по матушке по Волге, как говорят русские. Выворачивай нутро отступника!
– Не знаю, байтарш, с чего начинать.
– Ладно, я начну.
Вальтер Бранд скрестил руки на груди, уронил на грудь голову, размышляя вслух:
– В жизни наций и государств, в книге жизни людей есть одна самая блистательная, самая торжественная страница. Книга нашей жизни, книга истории многострадальной Венгрии раскрыта теперь именно на этой странице. – Бранд вскинул голову, озабоченно потрогал воображаемые усы, толстые, пышные, известные теперь всей Венгрии усы премьера, и продолжал:– Меня пытались оклеветать твердолобые, проделать за моей спиной свои плутни-шашни. Нет, не вызывал я в Будапешт советские войска для подавления священного восстания. Это подлая ложь. Имре Надь, ваш друг и соратник, рядовой национальный гвардеец, борец за независимость, суверенитет и свободу Венгрии, боролся и борется за вывод советских войск из Будапешта. Я разрываю в клочья Варшавский пакт. Покидаю так называемый лагерь социализма, объявляю позитивный нейтралитет, взбираюсь на ничейную позицию и с ее блистательных высот буду преспокойно взирать, как летят пух и перья с коммунистов и антикоммунистов, вцепившихся друг в друга на мировой арене.
Отступник исчерпал свое красноречие.
– Теперь твоя очередь, Миклош. Давай.
– Но я буду говорить всерьез.
– Чем серьезнее, тем интереснее. Искры возникают только от столкновения кремня с кресалом. Давай круши!
Андраш с искренним гневом смотрел на «папский кадр» высокой ковки и видел в нем только то, чем тот был на самом деле, чьи интересы представлял. И говорил от имени того, кем был на самом деле. От имени коммуниста Андраша Габора, капитана государственной безопасности, разведчика венгерской армии, с оружием в руках отстаивающего, утверждающего мир, убивающего войну в самом ее зародыше.
– Вот как вы сегодня заговорили, «Большой Имре»! Маска национального коммуниста, вождя возмущенных умов, борца с ракошистами и сталинистами сброшена. Голенький р-р-революционный отступник образца октября тысяча девятьсот пятьдесят шестого года! Сделан в Венгрии. По идее «бескорыстного», истинно свободного Запада, по чертежам Аллена Даллеса.
Вальтер Бранд одобрительно улыбался, поощряюще кивал головой. Он был в восторге от речи «гвардейца». Молодчина, умеет перевоплощаться!
В дверь постучали. Вошел военный. Козырнул вежливо улыбнулся, почтительно, вполголоса попросил:
– Господа, не шумите! Кардинала можете побеспокоить.
Танкист вышел. Андраш сокрушенно пожал плечами, зашептал:
– Не дал развернуться таланту! Ну, байтарш, будем спать или шепотом спорить?
– Бог с тобой, Миклош, отдыхай! – Вальтер Бранд благословил сон своего случайного спутника и сам начал раздеваться.
БУДАПЕШТ. «КОЛИЗЕЙ»
Опытной рукой режиссера Кароя Рожи «Колизей» превращен в сцену. Предстоит разыграть представление, именуемое «Радиорепортаж из революционного Будапешта».
Все тщательно приготовлено. «Национал-гвардейцы», которым поручено изображать и самих себя, и народ, выстроились вдоль стен. Магнитофон воспроизводит то, что было записано ночью. Гул танковых моторов и грохот гусениц перемежается со звоном церковных колоколов. Радист Михай держит руку на выключателе, ждет сигнала. Карой Рожа продувает микрофон. Американец очень живописен, как и положено фронтовому корреспонденту. Весь в ремнях. Навьючен и портативной камерой, и биноклем, и фотоаппаратом, и термосом, заменяющим фронтовую флягу, и планшеткой, полной географических карт, листовок, газет, комендантских приказов, показаний очевидцев, документов и записных книжек.