Его привязанности теперь отличаютсяОт более-менее общепринятых:Какие-то случайные девчонки и пидоры,Амбициозные провинциалы, столичные штучки.Он бросает родных и отчаливаетВ город, где по-прежнему напивается.Мало об этом задумываетсяИ не хочет встречаться с себе подобными.
Вопросы интервьюеров его озадачивают.Он с трудом уворачивается,Но слово за слово.
Его вообще более не волнует истина,Только экстремальные состояния: см-ть, предательство,Вопросы стиля, имперские войны, жутковатыепутешествия,Короткие, но действенные, как цикута.У Катулла, как известно, хуевое здоровье,Но это не предмет общественной дискуссии.
И Лесбия! Лесбия! Она является ночамиВместе с мертвым воробышком! Они играют! Целуются!Он просыпается от рыданий! Он смотрит на еефотографииВ Петродворце и Павловском парке; он отворачиваетсяК портрету Николы-Угодника.Но она так прекрасна, ее жесты, как звезды,Ее кисти, ее щиколотки, ее попа; это невыносимо,эта невинность и это блядство.Он никогда не видел ничего более совершенного.Конечно, в этом месте он все-таки заморачивается.
Он продолжает любить мертвую,Не хочет признавать смерти,Не хочет в этом признаваться.Он живет в каком-то виртуальном отчаянии,В таинственном лесу,Где все еще возвращается, разворачиваетсяКак вертоградРайский
ТоварищиВедут себя так, как будто они – цезарь,Плюющий на общественные приличия.Они готовы писать эпитафииСтроить достойные надгробияОн готов разбить об стенку голову(И периодически разбивает),Только чтобы этого не было.Только бы вернуть живые созвучия,Блядскую правду, мучительные многоточия,НеправедныеБомбардировки городов, где он могПоноси́ть ее как подорванный.
Из истории литературы известноЧто римский кликушаУмер раньше своей голубкиКакая-то ужасная все-таки сверху степень отчетливости
……………………………………….
Он живет быстро, умирает молодым.Над водою – пули дум-дум, дынц-дынц, дым-дым,Лодка уходит в другую страну.На щеках мертвеца – индейский грим.Поднимите над ним простыню, натяните над ним.
Ибо входит жених выше самых высоких мужей.
Он приснится под утро, он скажет: сбежал.Знаешь, там был один пацан,Мы сговорились и подняли, вместе смоглиЭти доски и гвозди и комья земли.И никто из свидетелей не отрицал.
Я держал его руку и он мою, знаешь, держал.И потом доложу:Я стопу поцелую тому пацану.Наконец я признаю: Он прав.Я прошу Его всех друганов: поддержите его, помогите ему,Я пускай догорю, можжевеловый куст, до корней догорю,Но найдите дорогу ему.
…………………………………………………..
как сухая щепа после молньи, как медленный расовый дубкак сухие дрова и сухая листваомертвелое дерево молния в лоба была ведь когда-то живаи вода протекала
это все не вопросы ума, не предмет мастерствакак сухая игла, как сухая звезда волшебствасреди черного света гравера сухая игла гробовая иглаподними леденелого лба
о, возможна ли женщине мертвой хвала?да, конечно, возможна и необходимачтоб она понимала и там, что любима
……………………………………………….
а потом я устала всем говорить, что ты умерпо мобильному телефонутвоему с фотографиямилюбимых мальчиков и девочеки я его более не включаюна звонки более не отвечаюлежу только и плачувниз мордойцыганской
……………………………………………
КАТУЛЛ ПРИТВОРЯЕТСЯ, ЧТО ОН ОРФЕЙ, И СПУСКАЕТСЯ В АД
В сущности, нет никакой преградыМежду миром живых и миром мертвых.Это какая-то сильная заморочка,Что эта преграда есть.
Вспомнить свои сны.Мать стоит под окном,Хочет вернуться назад.Но твоя глупость и страхНе позволяют ейВойти в этот дивный дом,В ее отцовский сад,В сад ее мужа,В ее мужской, мужеский сад.В дом с садом, которыйСажали ее мужчины,Сначала ее отец,Потом ее муж, мой отец.
Там есть мое окно.Оно выходит туда,Где весною обычно цветет абрикосИли под снегом полгода стоит.Почему-то онаПросит меня впустить,Как будто сама не могла,Через мое окно.Я говорю: входи.Но еще не могу понять,Почему она там стоитИ никак не может войти —Оттого ли, что умерла?И я не могу это принять?И я не могу отворить?Или думаю, что так и есть,И ей не надо сюда?Мне страшно ее впустить?Тогда я была глупа.Никак не могла решить.Тогда я не видела призраков дня.Тогда я не видела призраков ночи.Только слышала слабые голосаКогда отвлекалась в трамвае.Тогда я не знала, что призраки здесьЛюбимые мертвые на небесахОдни упокоены, другие молчатВслепуюИ смотрят, как русские после войныС большим сожалением, будто больныНа насСолдатыИх до́мы зеленые возле домовЖивых. Мы строили после войны,Как жатвы. Как жертвы. Как жабры, дышали.Хотели дышать. Многоэтажные дети страны.Мы были бессмертны, отважны,Как русские дирижабли, в будущем сожженыВ высоких слоях атмосферы.Как страстотерпцыСмирившиеся с запахом серы