Я действительно не заметил.
А когда заметил – похолодел.
«Именно» да еще «разумеется» были любимыми словечками моего отца.
И значит, вся моя жизнь – не более чем попытка вырваться из-под его влияния.
Не более того.
Сознавать это было как минимум неприятно.
Я раздавил в пепельнице недокуренную сигарету.
И тут же закурил новую.
– У меня уже был опыт работы на власть, – морщусь. – Очень, кстати, печальный. Может, помните?
Вожак усмехнулся.
Потер пальцами левой руки запястье правой.
Там, где носил часы.
Всегда одни и те же.
Подарок моего отца, насколько я помню. Было у них какое-то совместное дельце, он когда-то рассказывал.
– Помню, Егор, помню, – кивает в ответ. – Тогда, кстати, именно я настоял, чтобы тебе сначала отсрочили, а потом и отменили приговор. Хотя до сих пор не уверен, что ты был прав. Но – что сделано, то уже сделано. Поздно исправлять…
Соглашаясь, наклоняю свою упрямую, врать не буду, голову.
И вправду поздно.
Совсем поздно.
К сожалению…
Глава 4. Духи дороги
…Это было лет восемь назад.
Осенью, как сейчас помню.
Произошла авария на заводе по производству той брикетной бурды, что жрали в городе.
Все производственные линии встали одновременно.
Все.
Именно так почему-то всегда и бывает.
Черт его знает, что там случилось: скорее всего, чье-то очередное раздолбайство.
Человеческий фактор, так сказать.
Но завод остановился, готовой продукции на складах оставалось максимум недели на три, и то при весьма экономном распределении.
Над столицей замаячил призрак голодной смерти.
Со всеми вытекающими отсюда последствиями типа голодных бунтов, мародерства и каннибализма.
Гордума, тихо ненавидевшая Крылья, и Крылья, презирающие эту самую Думу, на некоторое время объединились.
Неизвестно где и неизвестно как нашли спецов.
Вскоре одна из линий все-таки заработала.
Спецы поднатужились и пообещали восстановить производство в прежнем объеме в течение полугода.
Но пищи все равно катастрофически не хватало.
А голодные бунты могли разрушить хрупкую городскую инфраструктуру начисто.
Восстанавливать производство в этом случае было бы и не для кого.
Власть и Крылья стали, что называется, мобилизовывать все ресурсы. Тот же Федорыч покрякал-покрякал, но таки организовал кое-какие поставки.
Почти бесплатные с его точки зрения.
Иметь дело с толпой голодных беженцев из города ему тоже почему-то совсем не хотелось.
Точно так же, как и остальным немногочисленным, чудом сохранившимся фермерским поселкам.
…К сожалению, этих поставок было явно недостаточно.
А где-то на северо-западе, по слухам, жила и процветала безумно богатая продовольствием таинственная Валдайская сельскохозяйственная община. Но прорваться туда сквозь кишащие беспредельным криминалом земли Московской области и радиоактивную Тверь не представлялось возможным никому.
И тогда власть вспомнила о контрабандистах, в том числе, к сожалению, и о моем отряде. Причем прижали нас так, что выбора практически не оставалось.
Или в поход, или в расход.
Выбор ребят был, разумеется, очевиден.
Можно было, конечно, попытаться просто сменить базу, но идея сваливать из города насовсем тоже никого не радовала.
Не хотелось, и все.
Нам велели найти безопасные проходы для караванов и, самое главное, выяснить, какие товары могли бы заинтересовать «общинников» в качестве обменных.
За это обещали амнистию.
Прям как сейчас…
…Вышли ранним утром, часов эдак в одиннадцать, когда криминальные беспредельщики еще отлеживались по своим хатам и схронам. Причем первое время шли, как на параде – в сопровождении полицейских броневиков и целого летучего отряда Крыльев.
Стояло прохладное позднее лето, погода была самой подходящей для экспедиции, и духи дороги стояли за нашим плечом и одобрительно смотрели нам вслед.
Лафа продолжалась аж до Зеленограда, по неискоренимой привычке прежних, счастливых времен продолжавшего ориентироваться на Москву.
Точнее, до того, что от него осталось после криминальной войны пятилетней давности.
Зеленоградский Совет тогда почему-то решил, что они не как все, что они особенные, и запретил пушерам работать на подконтрольной этому чересчур отважному Совету территории.
Кроме того, поднял возрастной ценз потребления легальной наркоты до шестнадцати лет.
Тех торгашей, кто решил не обращать внимания на придурков из Совета, активисты просто перевешали.
Ответ криминала ждать себя, разумеется, не заставил.