Навсегда.
По большому счету, у него была только одна страсть – быть первым. Всегда и во всем. Другое если и вызывало его интерес, то какой-то уж совсем незначительный.
Мы тоже должны были соответствовать его шкале, и только поэтому он занялся нашим образованием.
И теперь я был не прочь поговорить с ним.
Он, конечно, по всем законам и понятиям был конченой сволочью.
Но сволочью правильной и от этого тем более интересной.
Потому что он обо всем судил по гамбургскому счету. Его максимализм пугал, но его оценкам можно было доверять.
А мне неплохо было бы понять, правильно ли я живу.
Нет, конечно, вряд ли бы я поверил его словам до конца, но кое-какую пищу для размышлений они могли дать – просто стопудово.
Мне уже очень давно хотелось с ним поговорить на эту тему, но пока он обитал где-то неподалеку, я все не решался.
Откладывал на потом.
А потом он просто исчез.
Даже записки, сука, никому не оставил.
Я уже фактически свыкся с мыслью о его смерти.
Но оказалось – жив курилка.
И, видимо, неплохо устроился.
Раз уж даже Крылья посылают к нему эмиссара в ранге легендарного Вожака и весьма влиятельного депутата.
Н-да…
Все-таки жизнь – весьма и весьма закрученная штуковина. Почище любого триллера, хоть в печатном, хоть в видео, хоть в голографическом вариантах изображения.
Такое, уважаемые, не придумаешь.
Фантазии не хватит.
– Извините, Андрей Ильич, – говорю осторожно. – А почему бы вам не добраться до моего, не к ночи будь помянут, родителя, каким-либо иным путем? По воздуху, например.
Корн только вздыхает.
И снова закуривает.
Дымит он, кстати, – будь здоров.
Даже, наверное, больше меня.
– В адлерском аэропорту, – морщится, разгоняя надоедливый дым худой аристократической ладонью, – разрушена взлетно-посадочная полоса. Начисто. А вертушки не дотянут. Не дотянут, и все. Я, кстати, отправлял туда пару последних машин с вертикальным взлетом, но их, кажется, сбили.
Сказать, что я фигею, – это, наверное, вообще ничего не сказать.
В чем в чем, но в боевой технике я кое-что пока еще понимаю…
– Как, простите, сбили? – икаю. – Такую махину угрохать – это не из «Стингера» по грузовозу пальнуть…
– М-м-м… Видишь ли, Егор… Кстати, оцени, я стараюсь быть с тобой откровенным… В общем, у нас есть подозрения, что «вертикалки» сбили как раз по приказу твоего отца… В Сочи когда-то была очень неплохая часть ПВО. Граница все-таки…
Н-да.
Все страньше и страньше…
– Вы хотите сказать, что папаша окончательно звезданулся? – фыркаю.
– Нет, – морщится. – Иначе меня бы просто не отправили эмиссаром. Я, знаешь ли, в нашей организации на очень неплохом счету, не пешка разменная. И решения, кем надо пожертвовать для дела, принимаю исключительно сам.
Дела…
– Чего же он хочет добиться? – размышляю вслух. – Насколько я помню, папаша всегда был человеком исключительно рациональным.
– Видишь ли… Именно это мы и хотим понять.
Я кривлю нижнюю губу.
Изгибаю вопросительно правую бровь.
«Домиком».
– И именно для этого, – усмехаюсь, – Крылья отправляют к черту на рога одну из самых своих крутых шишек? В жизни не поверю.
– Тем не менее, дело обстоит именно так, – кивает. – И твоя ирония здесь совершенно неуместна. Кстати, ты не заметил, что мы с тобой через фразу повторяем такое словечко, как «именно»?
Я действительно не заметил.
А когда заметил – похолодел.
«Именно» да еще «разумеется» были любимыми словечками моего отца.
И значит, вся моя жизнь – не более чем попытка вырваться из-под его влияния.
Не более того.
Сознавать это было как минимум неприятно.
Я раздавил в пепельнице недокуренную сигарету.
И тут же закурил новую.
– У меня уже был опыт работы на власть, – морщусь. – Очень, кстати, печальный. Может, помните?
Вожак усмехнулся.
Потер пальцами левой руки запястье правой.
Там, где носил часы.
Всегда одни и те же.
Подарок моего отца, насколько я помню. Было у них какое-то совместное дельце, он когда-то рассказывал.
– Помню, Егор, помню, – кивает в ответ. – Тогда, кстати, именно я настоял, чтобы тебе сначала отсрочили, а потом и отменили приговор. Хотя до сих пор не уверен, что ты был прав. Но – что сделано, то уже сделано. Поздно исправлять…
Соглашаясь, наклоняю свою упрямую, врать не буду, голову.
И вправду поздно.
Совсем поздно.
К сожалению…
Глава 4. Духи дороги
…Это было лет восемь назад.
Осенью, как сейчас помню.
Произошла авария на заводе по производству той брикетной бурды, что жрали в городе.
Все производственные линии встали одновременно.
Все.
Именно так почему-то всегда и бывает.
Черт его знает, что там случилось: скорее всего, чье-то очередное раздолбайство.
Человеческий фактор, так сказать.
Но завод остановился, готовой продукции на складах оставалось максимум недели на три, и то при весьма экономном распределении.
Над столицей замаячил призрак голодной смерти.
Со всеми вытекающими отсюда последствиями типа голодных бунтов, мародерства и каннибализма.
Гордума, тихо ненавидевшая Крылья, и Крылья, презирающие эту самую Думу, на некоторое время объединились.
Неизвестно где и неизвестно как нашли спецов.
Вскоре одна из линий все-таки заработала.
Спецы поднатужились и пообещали восстановить производство в прежнем объеме в течение полугода.
Но пищи все равно катастрофически не хватало.
А голодные бунты могли разрушить хрупкую городскую инфраструктуру начисто.
Восстанавливать производство в этом случае было бы и не для кого.
Власть и Крылья стали, что называется, мобилизовывать все ресурсы. Тот же Федорыч покрякал-покрякал, но таки организовал кое-какие поставки.
Почти бесплатные с его точки зрения.
Иметь дело с толпой голодных беженцев из города ему тоже почему-то совсем не хотелось.
Точно так же, как и остальным немногочисленным, чудом сохранившимся фермерским поселкам.
…К сожалению, этих поставок было явно недостаточно.
А где-то на северо-западе, по слухам, жила и процветала безумно богатая продовольствием таинственная Валдайская сельскохозяйственная община. Но прорваться туда сквозь кишащие беспредельным криминалом земли Московской области и радиоактивную Тверь не представлялось возможным никому.
И тогда власть вспомнила о контрабандистах, в том числе, к сожалению, и о моем отряде. Причем прижали нас так, что выбора практически не оставалось.
Или в поход, или в расход.
Выбор ребят был, разумеется, очевиден.
Можно было, конечно, попытаться просто сменить базу, но идея сваливать из города насовсем тоже никого не радовала.
Не хотелось, и все.
Нам велели найти безопасные проходы для караванов и, самое главное, выяснить, какие товары могли бы заинтересовать «общинников» в качестве обменных.
За это обещали амнистию.
Прям как сейчас…
…Вышли ранним утром, часов эдак в одиннадцать, когда криминальные беспредельщики еще отлеживались по своим хатам и схронам. Причем первое время шли, как на параде – в сопровождении полицейских броневиков и целого летучего отряда Крыльев.
Стояло прохладное позднее лето, погода была самой подходящей для экспедиции, и духи дороги стояли за нашим плечом и одобрительно смотрели нам вслед.
Лафа продолжалась аж до Зеленограда, по неискоренимой привычке прежних, счастливых времен продолжавшего ориентироваться на Москву.
Точнее, до того, что от него осталось после криминальной войны пятилетней давности.
Зеленоградский Совет тогда почему-то решил, что они не как все, что они особенные, и запретил пушерам работать на подконтрольной этому чересчур отважному Совету территории.