Когда я напугала этого вечно любящего ублюдка и попыталась сбежать. Прежде чем я добралась до двери, меня тут же остановили люди, стоявшие на страже. Я бы попробовала еще раз, если бы думала, что смогу добиться успеха. Лучше всего подождать, пока я выйду из этой коробки из-под обуви, и тогда попробовать.
И что потом, Рио? Куда ты собираешься пойти? Кто тебе поможет?
Мы с мамой были разделены, когда вошли в черный вход в здание. Я только один раз удосужилась спросить, где она, но ответственная женщина, имя которой я теперь знаю, Джулиана, просто сказала: «С ней все в порядке», прежде чем вернуться к набору текста на телефоне. Бизнес как обычно.
— Я. Отказываюсь. Выходить. За. Эмерика. Чертового. Бейнса, — чуть ли не кричу я на окружающую меня группу и могу даже топнуть ногой, но вы никогда не услышите, чтобы я в этом призналась.
Джулиана вздыхает, наконец отводя взгляд от электронных писем или чего-то такого важного в ее телефоне.
— Ты так говоришь, как будто у тебя есть выбор.
— У меня он есть!
— Тебе когда-нибудь предлагали выбор, за кого ты выйдешь замуж, мисс Моран? – ее слова не злонамеренны и не призваны причинить боль, но все же они ранят глубоко. Это болезненно, потому что то, что она говорит, — правда.
Что бы я ни собиралась сказать, это прерывается, когда сквозь толстую деревянную дверь кабинета прорывается крик. Я отмахиваюсь от Моники и ее надоедливых кисточек для теней и поворачиваюсь к выходу. Мужчин, стоящих на страже, похоже, не смутила внезапная суматоха. Все, что они предлагают, — это скучающие взгляды через плечо на закрытую дверь.
— Кто это был? Что там происходит?
— Тебе все будет объяснено в свое время, Риона. Теперь, пожалуйста, стой спокойно, чтобы эти дамы могли закончить свою работу. Чем быстрее это произойдет, тем скорее ты получишь ответы.
Я практически рычу, как животное, на женщину, так беспечно сидящую в кресле, но в итоге делаю то, что она говорит. Что еще мне делать? Со мной в этой комнате пять человек, я не могу сразиться со всеми ними.
Все время, пока они завершали мой макияж, прическу и наряд, я ерзаю. Время от времени из-за двери доносятся новые крики, и в какой-то момент, клянусь, я слышу душераздирающий крик моей матери. Это только заставляет меня с тревогой ерзать взад и вперед на дорогих каблуках, которые мне велели носить.
Хотя я бы никогда не призналась им в этом, я не могу отрицать, что они заставили меня выглядеть… красиво. Платье само по себе является произведением искусства. Рукава и лиф выполнены из замысловатого кружева, а тюлевая юбка А-силуэта невесомо струится по ногам. Сзади она на несколько футов длиннее, образуя шлейф. Мои темно-рыжие волосы завиты и ниспадают до изгиба спины идеальными волнами. Мой макияж… часть меня хочет спросить Монику, что она нанесла мне на глаза, потому что мои радужки никогда не выглядели ярче. Насыщенный зеленый цвет теперь почти сияет из-за дымчатых теней и подводки. Губы были нарисованы темно-красным, почти того же цвета, что и мои волосы, отчего они казались полнее, чем есть на самом деле.
Я выгляжу потрясающе, и это меня только больше бесит. Я не хочу выглядеть потрясающе, когда меня заставят идти к нему под венец. Мешок из мешковины и кроксы кажутся гораздо более подходящими для этой имитации свадьбы.
Свадьба... моя свадьба.
О Боже. Меня вырвет.
— Этого не может быть, — шепчу я себе, глядя на свое отражение в старинном зеркале, висящем на стене, обшитой деревянными панелями.
Джулиана, вышедшая из комнаты минуту назад, возвращается и кивает двум охранникам.
— Пора.
В идеальном темпе они поворачиваются ко мне и каждый берет меня за руку. В ту секунду, когда мы выходим из офиса и переступаем через заднюю дверь церкви, я вырываюсь из их хватки, изо всех сил пытаясь уйти. Может быть, я смогу дойти до главной дороги и позвать кого-нибудь, чтобы тот помог мне, думаю я, зная, что это просто подвергнет опасности невинную жизнь. Нет, это плохой план.
— Мисс Моран, пожалуйста, остановитесь, — умоляет один из охранников, пока они ведут меня по зданию. Впервые за весь день этот человек произнес хоть слово. Рада узнать, что он наконец-то обрел свой голос. — Нам приказано доставить вас целыми и невредимыми. Борьба с нами приведет лишь к синякам на ваших руках. Наш босс был бы не в восторге от нас, если бы это произошло.
О, так Эмерик теперь единственный, кому разрешено оставлять синяки на моем теле. Понятно.
Я усмехаюсь над этим и смотрю на охранника.
— Мне очень жаль, что я усложняю твою работу и твой день. Ради смеха, стоит ли нам вспомнить, насколько трудным был мой день?
— Мы просто делаем свою работу, — говорит другой охранник.
— Если еще один человек скажет мне, что он просто делает свою работу, — повторяю я это с издевкой, не пытаясь скрыть язвительность в тоне. — Я собью его на машине, а потом я собираюсь повернуть вспять.
Я не скучаю по тому, как двое мужчин смотрят друг на друга.
— Теперь я понял, — бормочет ранее тихий человек, когда мы доходим до двойных дверей со сколами краски в передней части церкви.
— Что ты понял? – рычу я, но так и не получаю ответа, потому что, как будто счастливому победителю вручают главный приз, они с размахом распахивают передо мной две двери.
Все еще кипя от гнева, я вызывающе поднимаю голову и хмуро смотрю на то, что ждет меня внутри. Моя ярость быстро переходит в шок, когда я смотрю на возвышение в конце прохода. Ничто не могло подготовить меня к тому, что меня ждет. Кто-то мог бы точно сказать мне, что я здесь найду, и я, вероятно, подумала бы, что они лгут.
В сдавленном вздохе мне удается выдавить:
— Какого черта?
ГЛАВА 13
Риона
Он пригвоздил моего отца к кресту.
На этот раз, когда я вырвалась из хватки охранников, они позволили мне.
Моя прогулка под алтарь — это не медленная, элегантная прогулка под тихую музыку, это полный гнева марш в красной дымке. Когда я иду навстречу жениху, мне не улыбаются ободряюще улыбающиеся гости на свадьбе. Единственные люди здесь, кроме Эмерик и папы, — это мои охранники и татуированный мужчина Эмерик, и единственный человек, который мне улыбается, — это он сам. Мои пальцы не обхватывают букет цветов, они так плотно сжаты по бокам, что ногти опасно близки к тому, чтобы врезаться в ладони. Мой отец не идет со мной под руку под венец, я иду одна, а сзади идут двое вооруженных мужчин.
Эмерик — моя цель, когда я мчусь вперед. Я еще не совсем поняла, каков мой план, когда я наконец доберусь до него, но мой кулак, соединенный с его самодовольной ухмылкой, кажется мне хорошей идеей.
Этот план улетучивается, когда я дохожу до первого ряда скамеек и вижу, что там забрызгана и лужа крови.
И рука.
Там просто лежит чертова рука.
Что-то плохое произошло здесь, пока я была заперта в этой крошечной комнате и превращалась в принцессу мафии Барби.
— Что, черт возьми, происходит? Чья это рука? — спрашиваю я, мое внимание все еще сосредоточено на придатке. Обе папины руки сейчас прибиты к кресту, так что я знаю, что она не принадлежит ему, и она слишком велика, чтобы принадлежать моей маме… — Это Тирнана?
Золотое кольцо на мизинце с гербом нашей семьи все еще окружает самый маленький палец на руке. Я всегда ненавидела это кольцо – я имею в виду, да ладно. Кольцо на мизинце? Они никому не идут, но Тирнан носил их с гордостью. Отказался когда-либо его снимать. Похоже, он сдерживает свое обещание даже сейчас.