— Я согласен.
Весь церковный воздух, который я вдыхал, должно быть, до меня дошел, потому что этот яростный огонь в ее зеленых глазах… Я хочу креститься в их пламени.
Риона почти вибрирует, когда чистый гнев течет по ее венам. К моему большому удовольствию, она решила встать здесь одна, даже если выглядит так, будто хочет выцарапать мне глаза.
Давай, детка, покажи мне эти когти.
Мы стоим друг перед другом, между нами висит Найл. По моему скромному мнению, стоя здесь, мы выглядим как произведение искусства. Лучи заходящего солнца прорезали витражи церкви. То, как яркий свет сияет на красивом лице Рионы, напоминает мне о той ночи, когда вокруг нее взорвался фейерверк.
Мой солдат Матис, который весь день был ее охранником, занял позицию рядом с ее слабеющим отцом. Адреналин, который поддерживал его бдительность и боролся с ногтями, вонзившимися в его ладони, рушится. Пистолет, который Матис прижал к виску Найла, позволяет ему сосредоточиться на очень важной задаче.
Организация свадебной церемонии дочери.
Несмотря на постоянно снижающуюся концентрацию внимания, он все еще борется против этого союза. Найл думает, что, затягивая все это, я чудесным образом передумаю желать, чтобы его дочь стала моей женой. Я ждал этого с Нового года. Я устал ждать. Мое терпение иссякло. Ничто не помешает мне сделать Риону своей.
Когда он не подсказывает нам переход к следующей части церемонии, лениво глядя на пятна крови перед скамьями, Матис сильнее прижимает пистолет к голове.
Найл переводит взгляд на дочь, в его карих глазах отражается смесь усталости и гнева.
— Твоя очередь, Риона, – несмотря на нынешнее затруднительное положение, в котором он оказался, ему все еще не хватает приличия показаться побежденным. Надо отдать должное ирландцам, они упорные придурки. — Риона Кара Моран, вы берете Эмерика Аластера Бэйнса в мужья, чтобы жить вместе в браке? Обещаешь ли ты любить его, утешать его, чтить и хранить его в лучшую или худшую сторону, в богатстве или бедности, в болезни и здравии, и, оставив всех других, быть верной только ему, пока вы оба будете живы?
То же самое упорство сидит на лице Рионы, как непреклонный щит. Ее подбородок поднимается, а горящие глаза сужаются, но с ее мягких губ по-прежнему не слетают клятвы.
Я наклоняюсь ближе и мрачно шепчу ей на ухо:
— Вот и все, принцесса. Продолжай давать мне поводы наказать тебя, – у нее перехватывает дыхание, когда я провожу носом по ее лицу. Мне не нужно поворачивать голову, чтобы понять, что ненависть Найла исходит от него густыми волнами, пока он наблюдает за происходящим. — Теперь дай мне то, что я хочу. Позволь мне услышать эти два маленьких слова.
Мои губы тянутся, когда она поднимается на цыпочки и поворачивает голову ко мне, чтобы повторить мою стойку.
— Я заставлю тебя пожалеть об этом, Эмерик Бэйнс, — обещает она мне на ухо.
— Как я мог когда-нибудь пожалеть, что сделал тебя своей?
Она отстраняется и смотрит на меня со своей ошеломляющей яростью.
— Я согласна.
Все мое. Все мое. Все мое.
Найл ругается, когда Матис снова тычет дулом пистолета ему в висок.
— Обладая властью, данной мне штатом Нью-Йорк, я объявляю вас мужем и женой, — рычит он сквозь стиснутые зубы. Он почти рычит, как загнанный в клетку щенок, когда ему снова предлагают с пистолетом сказать следующую часть. Лучшая часть. — Эмерик, теперь ты можешь поцеловать свою невесту.
Голова Рионы резко поднимается вверх, в то же время ее нога отрывается от земли, чтобы сделать шаг назад. Хотя мне нравится хорошая погоня, и я твердо намерен заставить ее убежать от меня позже, я не заинтересован в том, чтобы продолжать это дальше. Я хочу свой чертов приз.
— Пока смерть не разлучит нас, принцесса.
Пробираясь пальцами по ее темно-красным прядям, я ловлю ее прежде, чем она успеет отойти слишком далеко, и прижимаю свой рот к ее. Ее маленькие ручки прижимаются к моей груди на мгновение, но как только мой язык касается среза ее губ, она растворяется во мне. Вкус ее после прошлой недели отсутствия контактов пробуждает во мне что-то, и это что-то голодно. Мне в голову приходит мысль о том, чтобы взять ее прямо здесь, в этой церкви, на одной из скамеек. Дальнейшее запятнание этой святой земли своей коррупцией заставляет демона во мне ухмыляться, как и идея дальнейшего втирания этого союза в лицо Найлу. Но у меня есть планы, как я сначала заберу жену, и в эти планы не входит ни эта церковь, ни аудитория. Нет, нам нужно побыть наедине, чтобы я мог насладиться своей украденной невестой. Чтобы я мог заставить ее кричать и умолять меня.
Тихий стон, исходящий от Рионы, заставляет мой член сильнее напрягаться под черными брюками. Ее пальцы, скручивающие ткань моей окровавленной рубашки, когда она прижимает меня ближе, не помогают мне ослабить контроль над собой. Я размышляю, действительно ли быстрый вкус на заднем сиденье моего внедорожника заставит меня слишком далеко отклониться от моих планов, когда ее идеально ровные белые зубы впиваются в мою нижнюю губу.
Жестко.
Кровь наполняет мой рот, когда я отступаю от нее. Самодовольная улыбка на ее лице почти заставила меня упасть на колени и закинуть ее ногу себе на плечо, чтобы я мог съесть ее заживо прямо здесь и сейчас. Мне даже плевать, что это будет на глазах у ее отца. Она думает, что что-то сделала, укусив меня, но она еще не совсем поняла, какой я на самом деле извращенец.
Она нежно вытирает следы крови со своих опухших губ и делает дерзкий шаг назад от меня. Эту послушную и причудливую девушку, которую все знают, нигде не видно, и мне это чертовски нравится.
— Ты должна кое-что знать, — почти мурлычу я, восстанавливая пространство, которое она только что установила между нами. — Боль. Кровь. Бой. Это только делает меня сильнее, и прямо сейчас мой член для тебя тверд как черт. Твой маленький любовный кусочек только заставил меня хотеть тебя еще больше, – моя рука вырывается и крепко сжимает ее челюсть. То, как ее идеальные губы приоткрылись в вздохе, дает мне идеальный доступ. Поднося свой окровавленный рот обратно к ее губам, я ухмыляюсь, когда ее зеленые глаза расширяются, а затем вспыхивают, когда я сплевываю ей в рот смесь своей крови и слюны. — Теперь ты на вкус как я, жена.
Помимо того, как вздымается ее грудь и скользит языком по нижней губе, у Рионы нет времени отреагировать на то, что я только что сделал. Игла, вонзающаяся в бледную кожу ее тонкой шеи, крадет у нее эту возможность.
— Что, черт возьми, ты только что сделал? — плачет она, изо всех сил стараясь вырваться из моей хватки. Как только все содержимое шприца введено, я бросаю его на землю и обнимаю ее за талию. Седативу нужно всего несколько секунд, чтобы подействовать. — Зачем ты это сделал? Мне жаль, что я укусила тебя. Я сделала то, что ты хотел. Я вышла за тебя замуж... – даже когда она ругает меня, я вижу, как в ее глазах появляется туман.
Я принимаю на себя большую часть ее веса, поскольку ее колени начинают поддаваться. Убирая с ее лица длинную завитую прядь волос, я спрашиваю:
— Ты боишься?
Ее брови смущенно нахмурены, но она все равно вяло кивает мне.
Тот террор, который мог предложить Богдан Козлов, не тот, которого она жаждет. Я могу дать ей это. Я могу дать страх, которого жаждет ее душа.
— Тогда у тебя есть ответ, – я прижимаюсь губами ко лбу Рионы, в то время как все ее тело обмякает. Взяв ее на руки в манере, очень подходящей для сегодняшнего торжества, я уношу ее свадебный наряд с помоста и подальше от ее тихого отца. Она издает последний слабый протест, прежде чем ее голова опускается на мое плечо, и у нее украдено сознание.