— Найл, — кричу я через плечо. — Я не знаю, почему мы так долго ждали возможности вести совместный бизнес, ведь это было весело. Когда-нибудь нам стоит сделать это снова. Не оставайся там слишком долго. Сегодня вечером температура должна упасть ниже нуля, и я готов поспорить, что в этой проклятой дыре нет изоляции в стенах. Насколько я слышал, смерть от гипертермии — это не отстой, так что, возможно, будет не так уж и плохо, если ты выйдешь из себя и не сможешь заставить себя вырваться на свободу.
— Сними меня с этой чертовой штуки! — ревет он, борьба возвращается в его тело. Хорошо, ему понадобится вся унция адреналина, если он собирается выдернуть эти гвозди. — Я играл в твою чертову игру. Я дал тебе то, что ты хотел. Я подарил тебе свою дочь!
Я не могу удержаться от взгляда на спящую женщину у меня на руках. Вся. Чертовски. Моя.
— Да ты сделал, – нет смысла спорить. — Если ты выберешься отсюда, я свяжусь с тобой в течение сорока восьми часов по поводу денег, которые ты мне должен. Если ты полностью посвятишь себя делу Иисуса и умрешь на этом кресте, я буду вынужден обратиться к твоему сыну и жене по поводу возмещения ущерба.
Поскольку его сын и жена, похоже, единственное, на что ему плевать, возможно, моя тихая угроза им побудит его пошевелить задницей.
Я не оглядываюсь назад, чтобы убедиться, что Нова и его люди позаботятся обо всем остальном и наведут порядок, который мы здесь устроили. Он все уладит, а я буду занят до конца ночи.
Моя брачная ночь.
ГЛАВА 15
Риона
Голова раскалывается, а конечности кажутся каменными. Это битва с густым туманом, скрывающимся в моем мозгу. Еще сложнее заставить мои веки сотрудничать. Когда мне наконец удается взломать их, наступает паника, и меня не встречает ничего, кроме тьмы. Хотя моя рациональная часть знает, что я не ослепла, я все равно с тревогой пытаюсь дотянуться до лица, чтобы убедиться. Моим свинцовым рукам удается сдвинуться всего на дюйм или около того, прежде чем ограничители, обернутые вокруг моих запястий, останавливают дальнейшее движение.
Ладно… теперь я схожу с ума.
Когда реальность моей ситуации осознается, адреналин, бегущий по моим венам, как огонь, сжигает вызванную наркотиками дымку, в которой я осталась. Воспоминание о глупо красивом лице Эмерика — кровь на его губе только делало его сексуальнее, путь — взгляд на меня сверху вниз, когда игла вонзилась мне в шею, мелькает в моей памяти. Он накачал меня наркотиками, и теперь я связана и завязана на глазах.
Восстановленное осознание моего тела теперь говорит мне, что я раскинулась в форме буквы X на кровати, покрытой шелковыми простынями. Толстые наручники фиксируют не только мои запястья, но и лодыжки, удерживая меня в этом уязвимом – незащищенном – положении. Прохладный ветерок, ласкающий мою кожу, также предупреждает меня о том, что я почти голая.
Итак, подведем итоги того, как прошел мой день: меня похитили, выдали замуж, накачали наркотиками, и теперь меня сдерживают, пока я надеваю костюм на день рождения.
Всё, решено. Я убью своего мужа.
Муж.
Эмерик Бэйнс — мой муж. Что за черт на самом деле? Сегодня был лихорадочный сон, и я…
— Вот ты где, — его голос исходит из темной пустоты, охватившей меня. Когда я лишилась зрения, мой слух усилился, и его скрежет ощущается как чувственная ласка моей кожи. — Я ждал, пока ты проснешься, чтобы мы могли поиграть.
— Играть? – рычу я, бьясь всем телом о ограничители. Материал, скованный вокруг моих конечностей, не сделан из металла, но он все равно вгрызается в мою кожу, пока я сражаюсь с ними. — Конечно, отпусти меня, и мы сможем поиграть. Я могу показать тебе, какая я чертовски веселая.
Воздух застревает у меня в горле, когда кончики его пальцев касаются центра моей груди и начинают медленно скользить вниз. Между впадиной груди и вокруг пупка. От этого легкого прикосновения по коже пробегают мурашки.
— О, моя милая Риона. Я уже знаю, как весело с тобой может быть. Для меня это никогда не было загадкой.
Пальцы Эмерик движутся дальше на юг. Его прикосновения по-прежнему легки, как перышко, когда он проводит линию взад и вперед между моими бедренными костями. Он не опускается ниже того места, где моя киска видна перед ним, хотя я знаю, что он мог бы. В этом положении я полностью в его власти. — Что я действительно хочу знать, так это то, насколько далеко я смогу тебя подтолкнуть, прежде чем ты начнешь просить милостыню. Чтобы я мог дать тебе больше. Чтобы я остановился. Я хочу услышать, как ты просишь об обоих.
Несмотря на кипящую в моем животе злость на него и на трюк, который он проделал сегодня, мое тело все еще нагревается, а сердце сжимается от быстро растущей потребности в его словах. Я быстро становлюсь той проблемной смесью испуга и возбуждения, которая превращает меня в лужу слизи у его ног.
— Я уже говорила тебе, что не умоляю, — выдавливаю я, двигая бедрами в тщетной попытке уклониться от его прикосновения. Мне нужно, чтобы мое тело и разум вернулись к одной и той же странице о том, что мы о нем думаем, и ощущение его пальцев на моей согревающейся коже не помогает. — И я этого не хочу. Я не хочу тебя.
Кровать наклоняется влево, когда его тело становится на колени рядом со мной. Мне приходится подавить вздох удивления, когда его губы касаются моего уха.
— Лгунья, — злобно мычит он. — Но это нормально. Я знаю правду. Я знаю, как твое тело оживает от моего прикосновения.
— Это не так, – я похожа на возмущенного ребенка? Может быть.
Я едва не вылезла из кожи, когда пальцы, постоянно проводившие по этой линии на моем тазе, скользнули вниз и погрузились в ноющее место между бедрами. Тихий стон сотрясает грудь Эмерик, в то время как я проигрываю битву и испускаю отчаянный стон. Два толстых пальца восхитительно растягивают меня, но этого все равно недостаточно. Это мало помогает облегчить боль, которая накапливалась с тех пор, как я впервые услышала его голос.
— Ты можешь солгать и сказать мне, как сильно ты меня не хочешь, но твоя милая киска всегда тебя предаст, – рот этого мужчины заставляет меня чувствовать, что я вот-вот взорвусь. Это нечестно. Он сражается нечестно. — Посмотри, какая ты уже мокрая для меня, Риона, а я едва прикоснулся к тебе.
Он вытаскивает свои пальцы из моей киски. Любой мой протест немедленно угасает, когда кончики его пальцев, покрытые моим возбуждением, скользят по моей нижней губе, покрывая ее. Это происходит неосознанно, когда мой язык высовывается и слизывает влагу.
— Тебе нравится вкус самой себя? – его вопрос сопровождается безошибочным звуком, когда он высасывает свои пальцы. — Прошла неделя с тех пор, как я в последний раз пробовал тебя на вкус, и с тех пор каждый божий день я думал о том, чтобы зарыться языком в твою пизду. Я как героиновый наркоман, постоянно думающий о следующей дозе, – его ладонь обрушивается на мое тело с карающей пощечиной, заставляя мою спину прогибаться и весь воздух вылетает из легких. — Мой любимый наркотик — эта сладкая киска.
Мой единственный ответ — тихий стон. Это единственный звук, который я могу издать, поскольку в моем мозгу происходит короткое замыкание. Я буду первой, кто признает, что моего сексуального опыта практически не существует, но я провела немало времени, фантазируя о том, каким он мог бы быть. Ни разу во время этих запретных мечтаний мне в голову не пришло, что меня шлепают по киске. Сама мысль об этом звучит болезненно и унизительно. И все же, вот я задыхаюсь от этого.