Знаете, в кино случается что-то ужасное и все начинает двигаться в замедленной съемке? Я не думала, что такое может случиться в реальной жизни, но когда из толпы выходит мужчина с темным капюшоном, надвинутым на голову, и поднимает руку, в его руке блестит серебряный пистолет, время замедляет свой ход.
Крики людей вокруг меня звучат так, будто они находятся за много миль от меня, и я едва чувствую, как их тела сталкиваются с моими, когда они пытаются убежать от преступника. Вероятно, мне следует последовать их примеру и бежать, точно так же, как я должна чувствовать то же, что и они, — этот тошнотворный ужас, когда я сталкиваюсь с возможностью смерти. Но я не боюсь.
Как будто он не боится.
Коварный блеск в глазах Эмерика никогда не угасает. Не тогда, когда он поворачивает голову навстречу мужчине, и не тогда, когда мужчина нажимает на курок. Он даже не моргает, когда гигантская татуированная стена мышц врезается в меньшее тело преступника и уносит его на мраморный пол, в то время как выстрел пронзает воздух.
Двое мужчин с сильным стуком падают на землю у ног Эмерика.
Подобно лопнувшей резинке, время возвращается в свой обычный темп. Вокруг меня царит полнейший хаос, и в моих ушах теперь звенит от выстрела из пистолета, выстрелившего менее чем в десяти футах от меня. Люди все еще проталкиваются мимо меня, но я словно камень в реке, отказывающийся сдвинуться с места, к которому я была приклеена в течение этих долгих минут.
Кровь просачивается между пальцами Эмерик, когда он прижимает их к ране на левом плече. Если бы татуированный зверь-человек не прыгнул в комнату тогда, Бэйнс, вероятно, был бы мертв на земле, а его кровь окрасила бы блестящие девственно чистые полы.
Несмотря на огнестрельное ранение в плечо, он по-прежнему сохраняет спокойствие, отдавая приказы татуированному мужчине. Судя по уважительному выражению его лица, я предполагаю, что его спаситель — часть его службы безопасности. Что бы Эмерик ни приказал, парень заставляет его оторвать нападавшего от земли и яростно тянуть его к выходу. Без сомнения, пока мы говорим, сюда уже направляются полицейские, и нет ни малейшего шанса, что кто-то вроде Эмерика Бэйнса позволит полиции Нью-Йорка разобраться с его попыткой убийства. Я предполагаю, что этот парень не протянет ночь и неизбежно умрет от рук Бэйнса.
Эмерик смотрит, как они уходят, прежде чем снова обратить свое внимание на меня. На этот раз его очередь сузить глаза, но он не бросает мне вызов. Нет, он смотрит на меня так, словно он пытается меня разгадать, как будто я загадка, которую он не понимает.
Передо мной появляется фигура в темном костюме, закрывая мне обзор самого опасного человека Нью-Йорка, и чья-то рука сжимает мое плечо.
— Риона! – бородатое лицо Брейдена внезапно оказывается на одном уровне с моим, и обеспокоенные темно-зеленые глаза дико изучают меня. Когда я не сразу отвечаю начальнику службы безопасности отца, он пытается снова, на этот раз выкрикивая мое прозвище достаточно громко, чтобы перебить звон в моих ушах. — Рио! Черт побери! Ответь мне. Ты в порядке?
Медленно моргая еще раз, я перевожу взгляд на Брейдена.
Мои плечи пожимают его крепкими объятиями.
— Господи, Брей, тебе не обязательно кричать. Я в порядке. Почему мне не быть. Очевидно, я не была целью, – я небрежно жестикулирую позади него. — Они уже вытащили парня из здания. Честно говоря, все это было разочаровывающим, но кто знал, что вооруженный преступник в капюшоне — это все, что нужно, чтобы сделать одно из этих чертовых событий еще более захватывающим, – я дарю ему редкую искреннюю улыбку. — Мы должны иметь это в виду, когда они решат выставить меня напоказ в следующий раз. Это может быть быстрый и простой способ уйти пораньше.
Длинный выдох, который он выдает, когда он качает головой, только заставляет меня улыбнуться еще сильнее.
— Клянусь Богом, ты будешь причиной того, что я рано уйду на пенсию.
Брей, наверное, единственный человек в моей семье, которому не нужно следить за тем, что я говорю. Он знает, что тихий и невинный персонаж — не более чем маска.
— Это грязная ложь, и ты это знаешь, — отмахиваюсь я от него. — Ты будешь скучать по мне.
Его единственная реакция — невесёлое рычание, когда он обнимает меня за плечи и провожает к выходу. Убрав его широкую фигуру с моего пути, я мгновенно нахожу очаровательного мужчину, который был раньше, но единственное доказательство того, что он действительно когда-либо был в этой комнате со мной, - это ярко-красные капли крови на белом полу.
— Чертовы Бэйны… — рычит Брэцй, когда мы проходим мимо пятна крови.
Я не могу удержаться от вопроса:
— Почему кто-то настолько глуп, чтобы попытаться убить его во время публичного мероприятия?
Реальный вопрос в том, почему кто-то был настолько глуп, чтобы попытаться убить его, и точка? Вы не преследуете такого человека, как Эмерик, если не уверены на тысячу процентов, что вам удастся его убить, потому что, если он все еще сможет встать, когда вы с ним закончите, вы будете мертвыми.
— Путь к вершине невозможен без приобретения нескольких врагов, и если есть что-то, что Эмерик Бэйнс делает лучше всего… так это наживает врагов.
ГЛАВА 3
Эмерик.
К тому времени, как я оторвал ему безымянный палец, нападавший потерял сознание.
Как полная киска.
Меня воспитали так, чтобы выносить неизмеримое количество физической боли и психологических мучений, не издав ни звука. Судя по всему, этому слабаку не была предоставлена такая же подготовка, потому что крики, вырвавшиеся из его горла, когда я впервые поднес кончик лезвия ножа к его большому пальцу, были оглушительными. И стыдными.
Когда по лицу капо итальянской мафии потекли слезы, мое прежнее предположение о том, что у него были стальные яйца, испарилось. До этого я давал Рокко презумпцию невиновности. Если кто-то собирается преследовать меня и действительно выстрелить из своего гребаного пистолета, я должен предположить, что у него есть серьезная смекалка. Я бы солгал, если бы сказал, что не почувствовал ни капельки уважения к этому человеку, когда впервые вошел в эту комнату. Не только попытаться убить меня, но и сделать это публично? Я был впечатлен. Но потом он начал ухать, как ребенок, и я оказался неправ насчет размера его яиц. Он не храбрый. Он идиот, движимый гневом и глупым планом сравнять счет.
Что бы это, черт возьми, ни значило.
Видимо, когда я сжег семейный ресторан Рокко, он дал своему больному отцу какую-то глупую клятву, что отомстит за то, что они потеряли. Это бессвязная, полная слез и соплей история, которую я услышал до того, как он ушел и испортил мне все удовольствие, потеряв сознание. Просто не так приятно расчленять кого-то, когда он без сознания. Это высасывает из этого все удовольствие.
О чем он забыл упомянуть, когда рыдал и пускал пузыри из соплей, так это о том, что его и его семью предупреждали — несколько раз — что произойдет с их драгоценным рестораном, если они не прекратят операцию, которую проводили в подвале. Сначала я отправился к боссу Рокко, Козимо, но глава итальянского синдиката не прислушался к моему предупреждению. Затем мы обратились непосредственно к источнику, и они все еще думали, что смогут управлять несовершеннолетними девочками в своей подпольной сети проституции в моем городе. Они хотят нажиться на плоти? Отлично. Они могут пойти и намочить свои члены, как захотят, но детей им лучше не вмешивать в это.
Я не известен тем, что давал людям много шансов, но ради этого человека я это сделал, и в благодарность за мою щедрость он всадил мне чертову пулю в плечо.