— Как только отец разберется с ним, а он приедет, мы вместе разберемся с Игорем. Он поймет, почему я пошел против альянса. Он должен понять, и он поможет все исправить, — Тирнан пробормотал последнее предложение так, словно говорил его про себя. — После того как мы разберемся с этим, мы отвезем тебя к врачу. Ты уже больше месяца занимаешься с ним сексом. Мы должны убедиться, что ты не... заражена его потомством. Как только это будет улажено, мы поженимся, как и было предначертано.
Папа и Игорь, возможно, направляются сюда, и они понятия не имеют, что Тирнан сошел с ума. Если и раньше мне не было крайне необходимо выбраться из этого подвала и уехать подальше от этой хижины, то теперь это точно необходимо. Когда они узнают о случившемся, начнется настоящий ад, и я не хочу оказаться в том же почтовом индексе, когда Игорь найдет своего растерзанного сына. Истории Эмерика рассказали мне, на что он способен, и это пугает меня до смерти.
Тирнан снова проходит мимо нижней площадки лестницы, опустив голову, и его губы снова шевелятся в беззвучном разговоре.
Я не колеблюсь, я просто бегу. Возможно, это мой единственный шанс.
Моя правая нога ударяется о нижнюю ступеньку в тот самый момент, когда рука Тирнана обхватывает длинные пряди моих волос и неумолимо рвет меня за них назад. Воздух выбивается из моих легких, а тело кричит в агонии, когда я приземляюсь на покрытый стеклом бетонный пол.
Я борюсь за свой следующий вздох, когда громоздкое тело Тирнана обхватывает мои бедра, а его лицо искажает угрожающая ухмылка, которую я никогда раньше не видела. Я думала, что знаю страх, что знакома с этой эмоцией лучше, чем следовало бы, но ничто не пугало меня больше, чем его рука, потянувшаяся к пряжке бежевых брюк.
— Тирнан, нет! — я умоляю, мое тело адски сопротивляется под его неумолимым весом. Мне трудно радоваться, что пистолета нигде не видно, когда я зажата под ним, потому что быть застреленной почти предпочтительнее, чем то, что он сейчас пытается сделать. — Я твоя сестра!
— Ш-ш-ш…— этот звук не успокаивает мои уши. — Все в порядке. Скоро ты станешь моей женой, — рвота грозит вырваться наружу, когда он переходит от молнии на брюках к рубашке. Ухватившись за спинку рубашки с короткими рукавами, он срывает ее через голову и обнажает пастообразную белую кожу своего торса. — Мужу разрешено лежать со своей женой, Риона. Более того, я считаю, что это поощряется.
Мои пальцы скребут и отбивают его руку, когда он тянется к ткани моего платья. Он не вздрагивает и даже не замечает, что у меня пошла кровь. Он просто продолжает выполнять свою миссию и тянет за ткань, пока мои темно-синие кружевные трусики не оказываются у него на виду.
От одобрительного рыка, который раздается в его груди при виде их, по моей коже ползут ледяные пальцы ужаса. Мое тело тщетно пытается вывернуться, но ему удается провести одним из своих толстых корявых пальцев по ткани над швом моего самого интимного места.
Крик, вырвавшийся из моего горла, оглушает меня саму.
— Я должен сделать так, чтобы ты была мокрой и красивой, — говорит он, кажется, совершенно спокойно относясь к тому, что делает. Как будто то, что он делает, вполне приемлемо. — Я не хочу, чтобы было больно, когда я буду трахать тебя, Риона, но если ты не будешь спокойной и не позволишь мне прикасаться к тебе, я не смогу подготовить тебя к тому, чтобы ты приняла меня.
Мои ноги пытаются брыкаться и трепыхаться под ним, но он чертовски тяжел, и я никогда в жизни не чувствовала себя более слабой и уязвимой. Слезы текут из моих глаз ручьями, а зрение из-за них почти полностью затуманено. Я благодарна слезам, потому что из-за них грозная фигура Тирнана и тревожно-спокойное выражение его лица становятся не более чем водянистыми мазками.
Этого не может быть. Этого не может быть. Этого не может быть.
Моя левая рука толкается и пытается блокировать его настойчивые, агрессивные пальцы, а правая ищет поблизости что-нибудь — что угодно — что могло бы помочь мне отстранить его от себя. Может быть, когда он уронил пистолет, чтобы схватить меня за волосы, он приземлился достаточно близко, чтобы я могла его схватить?
Боль пронзает кончики пальцев, когда они пробегают по осколкам стекла над моей головой.
Стекло.
Разбитая бутылка.
С вновь обретенной решимостью моя рука рассекает осколки стекла. Я не чувствую боли от порезов, впивающихся в ладонь и пальцы. Хотелось бы только не чувствовать, как палец Тирнана проникает внутрь меня.
Я бросаю все силы на борьбу и метания. На этот раз я не могу слышать, но без сомнения знаю, что кричу, потому что горло горит. Мои глаза плотно зажмурены. Как будто мой разум бессознательно пытается защитить меня от физического восприятия того, что должно произойти.
Тело борется со мной, когда я снова заставляю их открыть.
Мне нужно увидеть эту часть.
Мое зрение, на мгновение лишившееся слез, обретает кристальную ясность, когда я встречаюсь со зловещим взглядом брата, когда отрезанная крышка бутылки ирландского виски в моих окровавленных пальцах погружается в его яремную вену.
Громоздкое тело Тирнана наваливается на мое, и с его тонких губ срывается болезненный и испуганный вздох. Он смотрит на меня сверху вниз, словно не понимая, почему я сделала то, что только что сделала. Это взгляд полного предательства.
— Рио… — мое имя прерывает удушливый кашель. Кровь брызнула ему в рот и на мое лицо. — Почему…
— Почему? — он действительно спросил об этом?
Я бы рассмеялась, но мое тело стало смертельно неподвижным и безмолвным. Онемело. Возможно, это шок, но я не могу быть уверена.
— Потому что я твоя сестра, — мои пальцы обхватывают горлышко разбитой бутылки и вырывают ее из его плоти. Кровь брызжет из перерезанной артерии и окрашивает мое лицо и грудь в красный цвет. — А ты - чудовище! Гребаное чудовище!
Потом я снова рассекаю его.
И еще раз.
ГЛАВА 39
ЭМЕРИК
От ее крика я чуть не вывалился из внедорожника и не упал на колени на гравийной дорожке. Мы нарушили все известные человеку правила дорожного движения, добираясь сюда, и я чувствовал, как маленькая частичка моей и без того черной души увядает и умирает с каждой мучительной минутой, которая проходила.
Мне просто нужно было добраться до нее.
Это все, что я знал, когда обнаружил, что ее увезли в хижину, и это все, что я знаю сейчас, когда мчусь к открытой входной двери. Я так сосредоточен на ее истошных криках, что едва замечаю, как охранник, стоящий на коленях над изуродованным телом Богдана, сообщает, что русский психопат еще дышит. Хорошо. У меня есть на него планы, и он еще не успел умереть по моей вине. Я обещал его отцу, что он тоже попрощается с сыном, а я человек слова.
Если бы ее крики сейчас не разрушали мои внутренности, я мог бы почувствовать некоторое облегчение, зная, что она предусмотрительно взяла с собой Цербера, но сейчас я не способен чувствовать ничего, кроме тошнотворного ужаса.
Не обращая внимания на катастрофу, в которую превратилось мое убежище вдали от города, я бегу через дом. Я добегаю до коридора, ведущего к двери в подвал, когда ее крики затихают и еще одна часть моего существа исчезает.
Нет!
Из-за бешеной скорости, с которой я лечу вниз по деревянной лестнице, я не знаю, как мне удалось спуститься и не съесть дерьмо.