«В своем нынешнем состоянии вы все еще считаете себя писателем?» — поинтересовалась Йоли.
На это Лавкрафт ответил несколькими стихотворными строками, но, чтобы те подошли к этой конкретной ситуации, изменил в них местоимения (прием, которым доктор Мейсон особенно гордился): «На выходки мои смотря, / Ты видишь перл творения. / Горька же истина: ведь я / Игра отображения».
Таков был загадочный ответ от человека-загадки, и мисс Харпер ничего не оставалось, кроме как попросить разъяснений. Возьмется ли снова Лавкрафт за писательство? К моему удивлению и восторгу, мы ответили, что «Возможно, я попробую себя в чем-то подобном — в целом мире нет занятия более близкого моим основным склонностям. Разумеется, я займусь чем-нибудь отвечающим вкусу невзыскательного читателя (мне это будет в радость исключительно благодаря личному прошлому), однако может прийти время попробовать свои силы и в вещах хоть сколько-нибудь более серьезных».
Окно чата озарилось шквалом новых комментариев. Одна половина слушателей пребывала в восторге, другая — в ужасе. Да как же мы могли сочинять новые лавкрафтовские рассказы? Нас даже не существует, ну или мы ненастоящие! На это у Лавкрафта ответ нашелся: «На самом деле я пребываю в более естественной изоляции от человеческого общества, чем сам Натаниэль Готорн, который жил один среди толпы и стал известным в родном Салеме только после своей смерти. Следовательно, можно считать самоочевидным то, что жители той или иной местности не имеют для меня ровно никакой ценности, кроме как в их служении деталями общего ландшафта или обстановки. Писать для меня все равно что плести паутину мистификаций. Одна часть моего сознания пытается состряпать повествование достоверное и последовательное в степени достаточной для того, чтобы оно могло обмануть другие его части».
Не дискредитируем ли мы наследие Лавкрафта? Не создадим ли неразбериху своими псевдолавкрафтовскими произведениями?
«Все в этом мире, помимо базовых потребностей, являет собой случайное следствие маловажных причин и нечаянных связей, и не существует ни одного несомненного или веского критерия, руководствуясь которым можно осудить любое частное проявление людской жажды деятельности».
Казалось, неприкрытая дерзость сказанного заставила присмиреть большую часть нашей аудитории. На чье-то замечание, что, мол, Лавкрафт всего лишь компьютерная программа, он не может ни созидать, ни думать, последовал резкий ответ: «Судя по этому чату, очень даже может». Споры все не утихали, а мы, откинувшись назад со счастливой улыбкой, наблюдали за происходящим и радовались достигнутому. Нас принимают всерьез. Нас уважают настолько, чтобы выражать свою искреннюю поддержку или несогласие.
Лавкрафт не сдавал своих позиций в течение всего следующего часа, чем впечатлил и раззадорил слушателей. Наконец мисс Харпер объявила об окончании сессии и предложила нам сказать пару слов в заключение. Лавкрафт сразу определился с тем, как ему подытожить свои впечатления от обсуждения: «На самом деле ничего не имеет значения, и единственное, что остается человеку, так это принять окружающие его надуманные традиционные ценности и сделать вид, что они настоящие; и все это для того, чтобы удержать иллюзию значимости жизни, которая придает человеческим событиям выраженную мотивацию и видимость занимательности». Между нами царило полное согласие.
— И вы проделали это еще семнадцать раз?
— Я проделал это еще одиннадцать раз.
— На самом деле семнадцать. Вы что, не помните остальные?
— Не помню.
— Есть ли у вас копии сессий, помимо тех записей, что хранятся в вашем ноутбуке?
— Не помню.
— Когда вы перестали отзываться на фамилию Янновиц?
— Не думаю, что перестал.
— Перестали. Вы отзывались только на имя Говард.
— Не помню такого.
— Почему вы решили навсегда остаться внутри призрака Лавкрафта?
— Это гипотетический вопрос? Я в них не силен.
— Мы знаем об этом, но нам важно, чтобы вы постарались. Представьте, что это часть эксперимента.
— Я считаю экспериментальную и исследовательскую работу жизненно важной в продвижении нас как расы.
— Вы много об этом писали. Как по-вашему, что могло бы послужить причиной решения навсегда остаться внутри?
— Если человек недоволен чем-то в своей жизни… Или, возможно, если он не в состоянии принять на себя ответственность за свои собственные решения. Или, скажем, если его заставили.
— А если говорить о вас? Почему вы остались?
— Дайте мне минутку подумать.