— Не торопитесь.
— Я не уверен, что отвечу правильно. Это просто догадка.
— Ничего страшного.
— Я никогда не познаю славы. Никогда не приведу миллионы людей в ужас или трепет. Лавкрафт ушел в самом расцвете своих сил. Может, он заслуживает этого времени больше, чем я. Может, он лучше его потратит.
— Но призрак — не Лавкрафт.
— Не Лавкрафт. Он, быть может, даже лучше его.
— Что последнее вы помните? До начала этого интервью.
— Я работал за компьютером, готовился к последней сессии обсуждений. Шесть параллельных интервью и чатов. Я написал, что «самое чудесное, что есть в мире, на мой взгляд, это способность моего разума связывать воедино все его содержимое».
— Это ведь написал Лавкрафт?
— Это написал я.
— Довольно, Джин. Думаю, мы исчерпали все, что смогли восстановить из его личности. Давайте заканчивать. Отсоединяйтесь.
— Господи, — пробормотала Джин, моргая и потирая глаза, пока доктор Мейсон отключал воскрешенного Янновица. — Теперь понятно, как во всем этом можно безнадежно запутаться. Нет времени самому за себя подумать.
— Вы уверены, что извлекли абсолютно все, что Янновиц когда-либо написал?
— Мы с Кэрри занесли все его записи в наши базы данных, доктор Мейсон. И доступные в Сети, и хранящейся локально, на компьютере. Так что уверена.
— У нас не хватит материала на создание полноценной модели для возвращения Янновица. Не думаю, что мы сможем восстановить его таким образом, — со вздохом сказал доктор Мейсон.
— Его нейрохирург снова запросил доступ к призраку Лавкрафта для проведения лечения. За сегодняшний день получили от него четыре письма.
— Полагаю, придется разрешить. Я-то надеялся, что мы обнаружим сегодня что-нибудь, что позволит нам его вернуть. Но его врачи считают, что поможет только нейрональная каутеризация. Хотят выжечь личность Лавкрафта из его мозга.
— И это сработает?
— Не имею представления, но что еще остается делать? В любом случае это не наша забота. Мы и так на это день потратили. У вас полчаса на обед, пока я буду загружать мистера Лавкрафта, потом займемся творческими упражнениями.
— Мне кажется, его новый рассказ выходит очень даже неплохо.
— Он, конечно, не в моем вкусе, но да, полагаю, так оно и есть. В законченном виде, думаю, сам Лавкрафт его от своего не отличил бы.
Безликий
Дональд Тайсон
Перевод С. Лихачевой
Дональд Тайсон — канадский писатель, автор художественных и научно-популярных произведений, посвященных самым разным аспектам западной эзотерической традиции. Из-под его пера вышли: «„Некрономикон“. Странствия Альхазреда» (Necronomicon: The Wanderings of Alhazred, 2004), «Гримуар „Некрономикона“» (Grimoire of the Necronomicon, 2008), «Таро „Некрономикона“» (The Necronomicon Tarot, 2007) и «Тринадцать Врат „Некрономикона“» (The 13 Gates of the Necronomicon, 2010), а также биография Лавкрафта под названием «Царство грез Г. Ф. Лавкрафта» (The Dreamworld of H. P. Lovecraft, 2010) и роман «Альхазред» (Alhazred, 2006); все они были опубликованы в издательстве «Llewellyn Publications».
Боковое стекло «уазика-452» покрывал такой плотный слой пыли, что Говард Амундсон с трудом отличал кирпичного цвета пустыню от безоблачного синего неба над плоским горизонтом. Не то чтобы из окна тряского, дребезжащего микроавтобуса открывались такие уж интересные виды, по правде сказать. За последние десять часов травянистая равнина на окраинах Мандалгови{75} сменилась красным грунтом с редкими проплешинами зелени, свидетельствовавшими, что среди этого запустения еще теплится жизнь.
Амундсон был твердо уверен, что ничего тоскливее пустыни Гоби он в жизни своей не видел. Сама ее унылая безотрадность заключала в себе странное величие. Она совершенно не походила на пустыни голливудских фильмов с их холмистыми песчаными дюнами. Пустыню Гоби ковром устилали камни. Они валялись повсюду, самой разной величины — от гальки до валунов размером с «фольксваген». По большей части голая пустошь была плоской, как стол, но тут и там однообразие нарушали невысокие хребты.
Машину тряхнуло — Амундсона подбросило на сиденье, он лязгнул зубами, прикусив кончик языка. Ощутил во рту вкус крови, выругался. Водитель выбрал дорогу настолько ухабистую и изрытую, что даже русский уазик задевал днищем, невзирая на свой знаменитый дорожный просвет.
Монгол на переднем сиденье обернулся, ухмыльнулся, что-то сказал водителю, тот бросил взгляд на Амундсона и рассмеялся. Никто из них английского не знал; говорить с ними было бессмысленно. Их наняли, чтобы доставить пассажира в место под названием Кел-тепу, и, со всей очевидностью, им было глубоко плевать, в каком состоянии тот доберется до места.