— Посмотрите еще раз, — еле слышно подсказал ему Сайкс. — Посмотрите повнимательнее.
Да что на них на всех нашло, гадал Амундсон. Они что, все разом спятили? Конечно, это мужское лицо — но гладко выбритое. И ощущается в нем нечто до боли знакомое.
— Профессор, вы сказали, что видите бороду? — уточнил Сайкс.
— Ну да, коротенькая такая, вроде моей.
— Я никакой бороды не вижу, — настаивал Сайкс.
— Что за чушь, — фыркнул Ласки. — Вот же она. Гани, ты-то ее видишь?
Монгол покачал головой. Он, как ни странно, молчал, но в его глазах плескался страх. Тот же самый страх, что отражался в лицах его соотечественников по другую сторону стола. В шатре воцарилось безмолвие.
— Это мое лицо, — невыразительным голосом промолвил Джозеф Ласки.
— Это все наши лица, — подвел итог Гани.
Амундсон уставился в экран. Его наконец-то осенило — как он только мог не заметить? Изображение на экране — это же его собственное лицо: он смотрит на самого себя глаза в глаза. Как будто в зеркало глядится или, скорее, как будто видит перед собою свою же собственную черно-белую фотографию. Зеркало меняет местами право и лево — он давным-давно привык видеть свое отражение именно таким. Вот поэтому он сразу себя и не узнал.
— Это никак не могут быть все наши лица сразу, — возразил он, и голос его прозвучал безжизненно даже для него самого. — Я не сканировал никого из нас. В любом случае изображение только одно — оно не может представлять собой все наши лица одновременно.
— Тем не менее это так, — промолвил Сайкс.
Один из монголов-землекопов залопотал на своем тарабарском языке, обращаясь к Гани; тот, судя по умиротворяющему тону, попытался его успокоить, но землекоп униматься не желал. Собравшись с духом, он стремительно обошел вокруг стола и уставился в монитор. На несколько секунд он словно окаменел. А затем завизжал и заорал что-то остальным землекопам. Гани тронул его рукой за плечо; монгол дернулся, словно его обожгло раскаленным железом. Попятился от монитора, не в состоянии оторвать глаз от изображения, пока не уперся спиной в стену шатра. От прикосновения брезентовой ткани его словно током ударило. Он душераздирающе завопил — и выбежал наружу. Остальные монголы-землекопы быстро последовали за ним; за столом остались только археологи.
— Должно же быть какое-то научное объяснение, — промолвил Амундсон, завороженно глядя в монитор.
— Массовая галлюцинация, — предположила Люс.
— Я сидел на ЛСД, я знаю, как это бывает, — помотал рыжей головой Долан. — Это не галлюцинация.
— Но как же возникает это изображение? — недоумевал Амундсон. — С какой стати оно разное для всех нас?
— Может, это вообще не изображение, — предположил Сайкс. — Может, это что-то такое, что создает образ в нашем сознании, пока мы на него смотрим.
Амундсон склонился над одним из устройств, расставленных на столе.
— Вы что делаете? — полюбопытствовал Сайкс.
— На принтер вывожу, — пробормотал инженер. — Хочу посмотреть, будет ли тот же эффект в распечатке, что и с монитора.
Секунда-другая — и принтер выплюнул черно-белую распечатку. Амундсон снял ее с приемного лотка и поднял повыше, на всеобщее обозрение. Археологи непроизвольно отпрянули на шаг.
— Это по-прежнему мое лицо, — промолвила Люс.
— И мое, — согласилась Анна.
— И мое тоже, — подтвердил Сайкс.
Амундсон глядел на коллег, с трудом сдерживая радостное возбуждение.
— Вы понимаете, что это значит?
Ответом ему были недоуменные взгляды.
— Это значит, что мы все прославимся.
Снаружи что-то загремело и загрохотало. Археологи разом отвлеклись от распечатки.
— Пойду гляну, что там такое, — сказал Гани, обращаясь к Ласки.
И вышел из палатки. Спустя минуту или около того послышались возбужденные крики на монгольском — и один-единственный выстрел. Все кинулись к выходу — как раз вовремя, чтобы увидеть, как три лагерных грузовика на полной скорости уносятся в пустыню, веером вздымая тучи пыли.
— Они забрали все наши грузовики, — потрясенно проговорила Люс.
Из коммуникационной палатки вывалился Гани. На его левом бедре расплывалось красное пятно.
— Эти подонки в него стреляли! — воскликнул Сайкс. Он кинулся к археологу и поддержал его, подхватив под руку.
— Они разбили рацию, — сообщил Гани начальнику экспедиции. В голосе его звенела боль. — Я не смог помешать им.
— Ну что ж, они все сбежали, — подвел итог Ласки.
На то, чтобы осознать свое положение, потребовалось некоторое время. Без рации невозможно связаться с Мандалговью и сообщить о происшедшем; без грузовиков невозможно покинуть лагерь. Пройдет не один день, прежде чем в городе надумают послать грузовик и выяснить, отчего пропала радиосвязь. Но есть и положительные стороны: в лагере нет недостатка ни в воде, ни в пище. Беспокоились в первую очередь из-за Гани. Кровотечение удалось остановить, но пулевая рана оказалась серьезной. Профессора необходимо было госпитализировать.