— Что с ним случилось? — спросил он вслух.
Шоу пожал плечами:
— Не знаю. Он работал за своим столом и вдруг как закричит, словно от резкой боли. Рухнул на пол, забарахтался, заизвивался, и не прошло и нескольких минут, как он весь словно бы обмяк и раскис. Мы поначалу пытались ему помочь, но он так быстро и разительно менялся — мы все перепугались, не знали, что и думать. Он бился и метался — нам пришлось отойти подальше, чтоб не задел. Вот тогда я вам и позвонил.
— Мы его забираем, — заявил врач. И махнул рукой своим спутникам. — Грузите его на носилки.
То, что произошло дальше, показалось бы смешным, не будь оно столь жутким.
Двое санитаров сложили каталку, пристроили ее рядом со мною и стали меня перекладывать. Каждый взял меня за руку — за то, что когда-то было рукой, — и потянул, но видоизмененные конечности просто растягивались до немыслимой длины, а тело лежало на месте.
На помощь пришел старший врач. Мои длинные щупальцеобразные конечности свернули и уложили поверх тела. Все трое подсунули руки под мое туловище и то, что некогда было бедрами, и попытались меня приподнять.
Это было все равно что перекладывать растекшееся желе зубочистками. Санитары попытались еще раз, и еще, пока наконец не поняли, что все бесполезно.
Наконец они просто перекатили меня на носилки, разместили конечности поаккуратнее, а мою одежду использовали как стропы. И помчали каталку к лифту — спасибо, хоть простыней меня прикрыли! — спустились на первый этаж, доехали до ожидающей машины «скорой помощи» и наконец доставили меня под завывание сирен в местную больницу.
Прошло уже несколько часов. Меня зарегистрировали, поместили в отдельный покой, да там и оставили. Хотелось бы мне сказать, что я потерял сознание, — но этого не случилось.
И что самое странное: мой разум оставался при мне. Невзирая на пережитый ужас, когда стихла боль, пришла своего рода отрешенность — как будто я парил в воздухе над самим собою. Сути превращения я не понимал, но тут во мне пробудилось любопытство.
Если черепа у меня больше нет, тогда что же защищает мой мозг? То, что осталось от моего лица, вдавило в матрас мое же собственное дряблое тело, однако у меня было ощущение, что я цел и невредим. Но как мое сердце может продолжать биться, если вокруг него нет ребер? Однако ж оно все-таки билось — со странно успокаивающей размеренностью.
Я сосредоточился и попытался пошевелить одной из конечностей — той, что была когда-то моей правой рукой. Она дернулась.
Я сфокусировался на том, чтобы дотянуться ею до лица. Отросток неуверенно изогнулся в сторону глаза.
Я испытал иррациональное ликование. Впервые с тех пор, как накатила боль, я почувствовал, что хоть немного, самую малость, урывками, контролирую хоть что-то. Очень медленно и старательно я направлял свою правую руку к цели. Когда она наконец неуверенно коснулась моего лица, я сделал два открытия. Во-первых, конечность, даже видоизменившись, способности к восприятию не утратила. На самом деле чувство осязания словно бы обострилось — как будто вся она сделалась чувствительной, как кончик пальца.
Во-вторых, то, что некогда было моим черепом, не исчезло совсем. Плотный, но податливый хрящ образовал защитный каркас вокруг моего бедного человеческого мозга, и такие же бугорки защищали глаза.
Рот, однако ж, превратился в безгубую, беззубую пасть, источающую клейкую жидкость. А нос просто исчез — не осталось даже носовых отверстий.
И все-таки я по-прежнему дышал… каким-то образом.
Тут я снова услышал свистяще-жужжащие звуки и осознал, что доносятся они от того места, где у меня некогда была шея. Я сосредоточился, постарался снова привести в движение руку и провел ею по тому участку, где волнистые складки плоти словно бы приподнимались, когда я выдыхал, и втягивались при вдохе. Внезапно меня осенило.
Жабры? Господи милосердный, у меня жабры!
У дверей послышались торопливые шаги, и в покой вошел мужчина в белом халате. За ним по пятам поспешали две медсестры.
Врач остановился в изножье кровати и посмотрел в медкарту.
— Здесь должен быть Дэвид Томпсон, — саркастически отметил он. Он отдернул простыню, открыв взгляду мое туловище и верхнюю часть бедра. — Это не человек. Это что, шутка такая?
Я почувствовал, как его ладони движутся по тому, что некогда было моим бедром и боком.
— Погодите-ка! — вдруг воскликнул он. — А это еще что такое?