— И чем я на ту десятку разживусь? — выкрикнул Андре. — Ни фига я с тобой не сделаю. Просто так положено. Положено, сечешь? Правило такое. Деньги и транспорт с другого стрясти.
— А поподробнее нельзя? Почему это вдруг деньги и транспорт с другого?
Андре умолк. Уставился на Рики, будто что-то в нем разглядывал, а потом оценивал увиденное. Глаза у него поблескивали черными опалами, в сияющих сферах которых переливались медленные мысли…
— А потому, — наконец сказал он, — что процедура такая. Без этого мне не увидеть того, кого надо.
— Это кого же?
— Не скажу. Не разрешается.
Время подходило к закрытию. Рики разбирало любопытство, и Андре, ясное дело, понял это по его взгляду. Отчего Рики и ерепенился.
— Нет уж, колись. Скажи хотя бы, что…
— Так, вяжи базар! — Андре раскрыл мобильник; толстые, чуть приплющенные на концах пальцы ловко и быстро забегали по крошечным кнопкам. Послышался слабый, но пронзительный писк набираемых цифр, и далекий голос произнес: «Служба спасения». — Меня подрезали! В винном магазине. Ножом пырнули!
Рики отчаянно замотал головой и обреченно поднял руки. Андре схлопнул жалобно пискнувший мобильник.
— Не боись, не ошибешься. Говорить об этом нельзя, а вот увидеть — увидишь. Своими глазами. Только надо по-быстрому. Нечего тут валандаться. Я тебе вот что скажу: раз уж ты при делах, то и тебе кой-чего перепадет. По высшему разряду. Чесслово, сам увидишь. Помоги мне узел завязать.
Андре вытащил из кармана на удивление чистый носовой платок, ловко — как у него все ловко получается, подумал Рики, — сложил его в импровизированную повязку. Рики туго обмотал порез, связал концы аккуратным прямым узлом и, касаясь раненой руки, ощутил, как между ним и странным негром возникает какая-то связь, будто, останавливая кровь, он становится опасно сопричастным к неизвестным целям этого психа.
Дождавшись конца перевязки, Андре вытянул раскрытую ладонь. Рики вложил в нее десятку.
— Спасибо, — сказал Андре. — Ну, где твоя тачка?
Синий «мустанг» с ревом несся по Шестнадцатой улице через старые кварталы Миссии. Светофоры мигали желтым. Кое-где под уличными фонарями околачивались пьянчужки; по тротуарам торопливо шли редкие прохожие, поеживаясь под натиском темноты. По большей части «мустанг» катил через пустынную бетонную сцену безлюдного города.
Рики любил водить машину в это время ночи и часто разъезжал по городу просто так, чисто для удовольствия. В детстве он остро чувствовал колдовское притяжение полуночных улиц и мозаики городских огней и до сих пор не утратил способности различать потусторонние тени, колышущиеся под сияющей паутиной света и словно бы обретающие очертания, — так для первобытного человека звездные скопления ночного неба складывались в созвездия. Сегодня присутствие на соседнем сиденье безумного окровавленного Андре придавало ночным огням диковатое, зловещее очарование.
«Мустанг» проехал под эстакадой автомагистрали в направлении залива и повернул на юг по Третьей улице. Замелькали длинные кварталы громадных безликих зданий, а потом Третья улица чуть вильнула, и автомобиль покатил по Району.
Ломбарды, склады, винные магазины. Отовсюду несло дешевой бормотухой и всевозможной наркотой. Район переливался огнями, как продолговатый драгоценный камень. Светофоры здесь работали в дневном режиме.
Их огоньки тянулись вдаль, будто гигантский удав с красными и зелеными чешуйками, сияющими сквозь легкую дымку тумана, что поднимался с залива. Под светофорами на перекрестках толпился народ, образуя изолированные участки бурной жизни, как лужицы на берегу после прилива. Стайки людей в мешковатых нейлоновых куртках, ярких, облепленных броскими логотипами, казались сюрреалистическими пастелями в ядовитом изумрудно-рубиновом сиянии светофоров. Стоя и беседуя, они перемежали порывистые движения лениво-замедленными, как живность в бушующем море.
Сигналы светофоров переключались в медленном ритме прилива. Судя по всему, они были настроены на движение в час пик. Два квартала — зеленый, а потом красный. Долго-долго. Синий «мустанг», один из немногих автомобилей на дороге в этот призрачный час пик, еле полз по длинной самоцветной змее — два квартала и остановка, два квартала и остановка, — а «морская живность» на перекрестках с любопытством разглядывала машину.