— Я знаю, что дорога твоя будет долгой. И я хочу, чтобы ты вернулась, пройдя ее, целой и невредимой. Договорились, пламень души моей?
— Вечный огонь моих мыслей, как я могу обмануть твои ожидания?
Она отстранилась и с невыразимой нежностью коснулась кончиками пальцев его лба.
— А теперь ступай. Нам пора.
Он бросил любопытный взгляд на меня и на Рийка, последнему еще и ободряюще подмигнул, и вышел, неслышно ступая по гладким каменным плитам пола.
Таат несколько мгновений смотрела ему вслед, а затем тряхнула головой, словно освобождая ее от чего-то тяжкого. Она подошла к вратам — арке из зеленого дымчатого камня — и положила руку на валун-ключ. Искры окутали ее ладонь, а пространство между аркой засверкало и подернулось зеленоватой рябью, сквозь которую проступли незнакомые очертания домов и улиц.
— Как бы там ни было, держитесь ближе ко мне. О нашем визите никто не предупрежден, так что, — Таат на миг замялась, — могут быть проблемы.
На этой оптимистичной ноте она прошла сквозь дымку. Рийк, не мешкая ни секунды, скользнул за ней. Я оглянулась по сторонам в надежде уцепиться напоследок взглядом хоть за что-то родное и знакомое, чтобы сохранить это в своем сердце. Но это место для меня было столь же чужим, как и то, в которое предстояло попасть. Я сглотнула горький комок в горле и последовала за своими спутниками.
========== Глава 6 ==========
Аркх Торонто
Раш
Нет ничего страшнее бессонницы. Когда Великий Змей Драхну покинул предвечные воды, он исторг из чрева своего первого тьерто и семь возлюбленных для него, и восьмую, способную родить ему сына. И повелел он дню отделиться от ночи, и единственный зарок оставил для своих детей: чтить извечную тьму и предаваться сну в час, когда солнце стоит в зените. Наказание для нарушающих запрет — безумие. И бессонница — его послание, первый, пока робкий стук в двери разума.
А может, все не так: просто темные расы более крепки телом, долговечны, но их души слабее и рано или поздно ломаются под гнетом многочисленных прожитых лет.
Я не спал уже неделю. Сухим песком были засыпаны глаза, и чесалась пересохшая кожа. Не помогали ни ванны, наполненные теплой благоуханной водой, ни бесконечные натирания маслами. Я бы предпочел, чтобы рядом со мной была сейчас звонкая и легкая Сират или же мягкие руки Лайли легли на мой воспаленный лоб, но госпожа моего дома Ираш — та, что подарила мне сына — старалась в такие дни не отходить от меня и не подпускала других женщин. Я не мог оскорбить ее, изгнав из своих покоев, так что ко всему прочему приходилось терпеть ее тяжелую, неумелую ласку. Она очень изменилась после рождения Ори: еще бы, ведь она стала матерью первого и пока единственного мальчика, увидевшего свет на Земле, племянника самого императора. Мой дом стал ее полноправным владением, а все остальные, проживающие в нем — слугами, призванными подчеркнуть ее величие. Даже меня она, скорее всего, воспринимала лишь в качестве символа ее статуса.
Сейчас она кормила моего дарки, напевая что-то скрипучим, немелодичным голосом. Чтобы спрятаться от терзающих уши звуков, я вышел на террасу, с которой открывался прекрасный вид на мои земли. Закатное солнце красило долину в зловещие багровые тона. Если задержать мысли и только созерцать, можно забыть, что это не Сель. Мы многое сумели взять с собой из родного мира: растения, животных и даже малые расы, которые исчезли бы в иных местах.
Людям, что жили здесь, мы предложили перебраться в другие аркхи или остаться, но без возможности иметь детей. Мы дождались, пока умрет от старости последний из них, и только после этого начали воскрешать свои воспоминания. Мы уничтожили их дома-муравейники и вместо них разбили сады и построили привычные нам жилища. Хотя растения с Сель проросли: и деревья, и цветы, и травы — но они не приносили плодов и цвели очень плохо — почва была чужда им и отвергала наши старания. Зато земная флора лезла отовсюду, как и животные. Мы истребляли их, но крысы и кошки возвращались. А самым убийственным был чужой запах. Даже за триста лет я не смог заставить себя полюбить его или хотя бы привыкнуть.
Наши дети были ближе к этому миру и друг к другу, чем к нам, изгнанникам. Я видел, как мой сын гладил дикого котенка и как он управлял стаями птиц, парящими над Сетью. Он принимал окружающее с восторгом юного сердца. Веселые игры с сестрами, рожденными на Земле, он предпочитал рассказам о прошлом и занятиям с учителями.
Я подавил стон. Как часто печаль и ностальгия сплетаются в моей душе в те дни, когда сон покидает меня… Ощутив мою скорбь, насытившийся дарки вполз на террасу. Присев на корточки, я подставил ему руку, вокруг которой он тут же обвился, а затем, поднявшись по плечу, нырнул в предварительно отворенное мной отверстие в яремной впадине. Я замкнул охраняющий камень, и он свернулся под кожей в основании шеи, испуская волны умиротворяющего тепла.
С легким шорохом от стены отделилась плоская черная тень. Она заколыхалась, приобретая объем и плотность, и вот уже голос, подобный шелесту опадающей листвы, коснулся моего слуха:
— Ваш брат требует вас.
Я кивнул.
— Хорошо, най. Как он сегодня?
Тень испустила едва слышный вздох.
— Он полон страхов. В груди императора тесно от них, и они вырываются наружу. С ним очень тяжело находиться рядом.
— Спасибо, что присматриваете за ним. Передайте моему брату, что я скоро приду.
Тень с поклоном растворилась в стене. Най — прекрасные помощники, они бесплотны, неразговорчивы и исполнительны. Они служат нам за возможность подбирать излишки жизненной энергии и в благодарность за то, что мы забрали их с собой.
Я вернулся в комнату. Ираш ткала, нашептывая пряже древние наговоры. Ее пальцы скользили по нитям легко и ловко. Закатные часы — правильное время для создания вещей, и она никогда не отступала от этого завета. Изготовление одежды — почетная обязанность женщин дома. Они не просто ткут, шьют и вышивают, но вплетают в ткань защитные заклинания от болезней, предательств и смерти. В этом их единственная сила — женщины не способны контролировать других созданий и физически слишком хрупки.
Мне не хотелось отвлекать Ираш, и я только молча любовался ею: в минуты труда она была прекрасней всех моих жен, и я почти любил ее.
Не поднимая головы, она заговорила:
— Я приготовила для вас бальзам. Вы собираетесь во дворец сегодня?
Я взял со стола плошку с едко пахнувшей субстанцией.
— Да. Император желает видеть меня.
— Вы навестите Ори? Не могли бы вы передать ему новое платье, что я сшила для него?
— Почему бы вам самой его не проведать? Вы желанная гостья в доме моего брата.
Она отрицательно покачала головой. Я прекрасно знал, отчего она не любит бывать во дворце. Виной тому не тяжелый смрад безумия, сочившийся из каждой щели. И не то, что император приближает к себе моего сына, но видит в его лице другого, давно умершего, и называет моего мальчика его именем. Ираш не была восприимчива к таким вещам, они проходили сквозь ее сердце, ничего в нем не трогая и не нарушая. Все дело в моей матери — женщине, сумевшей родить двоих сыновей. В нашем Доме нет титула более значимого, и рядом с ней Ираш — всего лишь молодая глупая девочка и всегда останется таковой.
— Хорошо, — я кивнул, принимая из ее рук сверток.
Жена поднялась от ткацкого станка и взяла бальзам. С шелестом соскользнул шелк с моих плеч, и халат сброшенной змеиной кожей улегся у ступней. Ее ладони были шершавыми и грубоватыми, но блаженная прохлада, струящаяся из-под них и снимающая зуд, заставила застонать от удовольствия.
Мы предпочитаем жить обособленно друг от друга. Мужчина — глава семьи, — его жены и дочери, не достигшие брачного возраста. От владений до владений тянутся сады, луга и рощи. Дорог и троп через них нет — не проложены и не протоптаны. Чтобы попасть в нужное место, мы используем малые врата, во множестве раскиданные по аркху. Дворец, пожалуй, единственное исключение, впечатляющее обилием проживающих в нем живых существ. Это целый город в городе, центральный узел нервной системы Торонто, полный суетой и движением. Теплый пористый камень, из которого он построен, тоже был привезен нами с Сель. Он постоянно сочился влагой, и мне казалось, что это не простая жидкость, но слезы по утраченной родине.