- Я велю прислать вам платье из синего шелка. Ведь вам больше всего нравился глубокий лазоревый цвет.
- Это будет очень мило с твоей стороны, – она хихикнула, и тут же ее внимание переключилось на кусок воска, прилипший к грязному столу. Она принялась старательно его оттирать, бормоча себе что-то под нос и, кажется, полностью забыв о моем присутствии. Я не ждал, что предвкушение радостного события подстегнет ее память и сольет воедино раздробленный разум. И все же, глядя на сосредоточенно сморщившийся лоб и блестящую нить слюны, застывшую между нижней губой и подбородком, я ощутил грусть. Единственное, на что я надеялся: что своим поступком не причиню ей вреда, но лишь чуть-чуть порадую напоследок, пусть даже она и этого не запомнит.
- Мама, ты так редко приходишь, я чем-то обидел тебя? Я неправильный, я знаю, но почему ты отворачиваешь лицо, почему я чувствую, как холодно у тебя в груди, когда ты прикасаешься ко мне?
- Не говори глупости, Таль. Все дети должны жить отдельно от родителей, пока не достигнут возраста разумности. И ты позже присоединишься ко мне во дворце. Ты нуждаешься в правильном воспитании и обучении. Рядом с тобой те, кто сможет в этом помочь.
- Я им не нужен. И тебе тоже не нужен. Я никому не нужен. Мамочка, это так страшно, когда точно знаешь, что испытывают к тебе те, кто рядом.
- Таль, прости, мне нужно уходить. Я рада, что у тебя такие блестящие успехи в живописи, а вот остальные предметы стоило бы подтянуть. Старайся лучше. Возможно, я навещу тебя в следующем месяце, если дела позволят мне отлучиться.
Иногда на меня нападало непреодолимое желание прийти к ней. Не за теплом и материнской лаской, а вопреки холоду, сковывающему ее губы всякий раз, как она видела меня. Вопреки равнодушию, сквозящему в глазах.
Однажды я случайно обнаружил тайную дверь, ведущую прямо в ее кабинет, минуя приемную и прочие дворцовые комнаты. Пролом в стене, завешанный гобеленом, сквозь дырки в котором было прекрасно видно всё, что происходило внутри. Тогда я понял, что мне необязательно говорить с ней, показывать свое присутствие. Достаточно смотреть на повседневные дела Принцессы Хаоса, чувствуя всё, что ее тревожит и радует.
Город
Коварный паук
В липком коконе бьется душа моя
Верхний город представляет из себя единое здание-лабиринт со множеством секторов, крыльев и ответвлений. Архитектура совершенно безумная: где-то сады прорастают сквозь стены и полы огромных бальных комнат, где-то открытые террасы превращаются в крутые винтовые лестницы, ведущие в полутемные подвалы. Дворец – сердце этого многослойного пирога. Он намеренно расположился в самом центре кратера Лииахи, и весь остальной город сползается к нему.
Я брел босиком, и влажная душная ночь струилась сквозь меня, раскрашивала изнутри черным и синим. Я наполнялся ей, и она по капле стекала с кончиков моих ресниц и оседала тенями на веках. Предчувствуя близость живых существ, я скрывался от них в многочисленных нишах и углах.
Есть время легкое – оно служит для жарких объятий и веселых разговоров. Сейчас на мои плечи давил груз времени тяжелого – такого, когда хочется быть в совершенном одиночестве. Когда каждое слово, обращенное к тебе или произнесенное тобой, подобно острому ножу вспарывает мозг. Мне удалось добраться до дворцовых покоев, избежав ненужных встреч.
Когда я скользнул в знакомый пролом за мраморной статуей молящийся девы, оставшейся еще с людских времен, сразу услышал доносящиеся из кабинета приглушенные голоса.
- Госпожа, прибыли посланцы из Торонто. Их трое. Они ждут в приемной.
- Посланцы? Вроде бы император просил у нас приглашение для одного. Как они сумели пройти втроем?
- У двоих из них метка, позволяющая проходить любыми вратами. Но это еще не все странности…
- Подожди, Юсим. Я и так уже заинтригована. Позволь мне самой увидеть то, что сделало твое лицо таким испуганно-удивленным. Ничего не говори мне, просто позволь им войти.
Я приник к знакомой дырке в полотне в предвкушении любопытного зрелища.
Мать моя сидела, вольготно раскинувшись, на низком диванчике. Он специально был поставлен таким образом, чтобы гости вынуждены были, стоя, смотреть на госпожу Гельмы сверху вниз, отчего они терялись и чувствовали себя неловко. А для того чтобы расслышать ее мягкий и завораживающий шепот, им приходилось неудобно и некрасиво сгибаться. Она страсть как любила такие ситуации.
Но стоило появиться неожиданным посетителям, как вся вальяжность сползла с нее в один миг. Мать резко поднялась, и кривая улыбка вымученно воцарилась на ее губах. Тонкие пальцы вцепились в край роскошного черного халата, укутавшего ее с головы до ног. Интересно, кто именно из пришельцев вызвал у нее столь странную реакцию?
Я внимательно пригляделся к вошедшим. Две девушки и мужчина. У одной, миин’ах, лицо было знакомым. Определенно, мы встречались - может быть, она была одной из сопровождающих, когда я посещал Милан на прошлогоднем Посвящении. Вторая была из людей, совсем юная, с ничем не примечательным лицом с крупными чертами и угловатой фигурой. Вряд ли эти двое сумели бы так взволновать мою мать.
Значит, мужчина. Поначалу я решил, что и он человек, но, всмотревшись, понял, что ошибся. Он выглядел клубком скрученных нервов. За каждым жестом или поворотом тела пряталось что-то темное, тяжелое и опасное. Отчего-то я никак не мог его почувствовать, что было совсем уж странно. Глухая стена, сквозь которую не пробивалось ни отголоска эмоций. Именно на него смотрела, не отрываясь, мать. Повисла неестественная пауза, во время которой они буравили друг друга глазами, а остальные поглядывали на них с тревогой.
Мужчина заговорил первым:
- Ты мало изменилась, Сайлим. С каких пор ты стала Принцессой Гельмы? Или такова награда за предательство?
Она расслабила пальцы, позволив им отпустить ни в чем не повинный кусок шелка, расправила плечи и вдруг облизнулась. Совсем как кошка, приметившая аппетитную мышку, высунувшую мордочку из безопасной норки.
- Асаи, вот не думала, что доведется еще встретить тебя в мире живых. Да еще и свободным, без кандалов и цепей. Надеюсь, хоть клеймо на месте, последний Проклятый из мертвого Дома?
Тут для меня, наконец, всё прояснилось. И реакция матери, и странная непроницаемая стена вокруг души незнакомца. Я слышал о том, что одного из Дома Тса оставили в живых, но никогда не думал, что мне представится случай увидеть его.
Интересно, что же все-таки произошло на Сель? Почему он смотрит на мою мать с таким презрением, более того, отвращением? Мне казалось, она не способна вызывать подобные эмоции. Всё ее существование было направлено лишь на то, чтобы ее обожали, вожделели и боготворили, и в этом она добилась потрясающих успехов. И что за предательство, о котором он говорит? Сайлим стала принцессой Гельмы уже на Земле, вскоре после наступления Великой Беды. По официальной информации предыдущий правитель (мой дедушка) отошел во тьму по своей воле, устав от долгих лет царствования и не желая привыкать к жизни в новом мире. Именно Сайлим исполнила его волю и помогла осуществится переходу, но все было законно, в присутствии нескольких свидетелей.
Миин’ах не дала Проклятому ответить.
- Прошу прощения, госпожа, но у нас важное дело. Поэтому позвольте прервать столь увлекательный обмен любезностями и перейти к сути.
- Валяйте, – принцесса присела на кресло, грациозно скрестив ноги, так что халат призывно распахнулся, обнажая стройное бедро.