Я заметил, какое впечатление мое имя произвело на девушку. Она вздрогнула и побледнела. Интересно где и от кого она могла слышать обо мне?
Миин,ах представилась первой. Родового имени она называть не стала, видимо, сочла меня недостойным. Просто сухо бросила: «Таат». Девушку-человека звали Веспа Манчи, о чем она поведала после небольшой паузы. Проклятый отвечать не стал вовсе. Скрестив руки на груди, он рассматривал меня, словно какое-то мелкое и противное насекомое. Под его взглядом было не очень уютно, и я по-прежнему не мог его почувствовать. Это было очень странно, словно у меня отобрали один из органов чувств.
- Итак, раз мы теперь знаем друг друга, почему бы не продолжить разговор в более уютной атмосфере?
Девушки настороженно переглянулись, а мужчина фыркнул.
- Нет, конечно, у вас есть альтернатива. В нижнем городе тоже можно найти кров и ночлег, но вряд ли вам понравятся условия, которые вам предложат. Женщины из других аркхов почему то крайне негативно реагируют на крупных крыс, тесноту и кусачих насекомых, которые водятся там в изобилии.
Мои слова подействовали: я увидел, как на их лицах проступили брезгливость и отвращение.
- Лучше спать рядом с кусачими тварями, чем в обществе падали, - Проклятый произнес это без злобы, абсолютно спокойно, словно не кидал оскорбление, а сухо констатировал факт.
Тут я уже не выдержал. Не то чтобы меня легко задеть словами, но слишком явное презрение, которое он демонстрировал, заставило меня вскипеть. Стиснув зубы и с трудом укротив гнев, я заговорил максимально доброжелательно и мягко:
- Разве мы были знакомы раньше? Может, я совершил какой-то проступок по отношению к вам? Напомните мне о нем, пожалуйста, и я принесу вам свои искренние извинения.
Он пожал плечами.
- Ты из племени падали. В тебе течет кровь предателей - разве ты можешь быть иным, отличным от всего своего рода? По мне, этого довольно.
- Хватит! – Таат в ярости рассекла рукой воздух. – Ты достаточно наговорил сегодня. И я клянусь, что если из-за твоих речей нам не удастся завершить нашу задачу, я лично арендую лодку и, направив ее к границе, вышвырну тебя за пределы Сети.
Он усмехнулся.
- А ты уверена, что справишься со мной, дочь огненных ветров?
- Я уверена, что найдется множество желающих мне помочь. Так что не сомневайся: один против всех, да еще с запечатанной силой, ты долго не протянешь.
- Возможно, этим ты осуществишь мое главное желание: не тянуть больше.
- Вам не надоело? – встряла Веспа. – Мы решение какое-нибудь принимать будем, или вы до прихода Хаоса здесь грызться собираетесь?
Таат вздохнула и повернулась ко мне.
- Похоже, у нас действительно нет выбора. Мы принимаем столь любезное приглашение, в надежде на ваше здравомыслие и благородство.
- Завтра утром будешь ли ты ждать и желать меня, пепельноволосый мальчик? От тебя так сладко пахнет медом и виноградом. Это кружит мне голову…
- Отогрей меня сегодня - пусть отступит холод… Наполни меня собой до дна, до дрожи, до вставшего в горле скомканного дыхания, и я не забуду тебя. Ты станешь лучом солнца, пронзающим зелень листвы, или белой кошкой, свернувшейся клубком на подоконнике. Ты станешь мазком краски на холсте, и тебя узнают другие, узнают и полюбят сильнее, чем способен полюбить я. Не проси меня о большем.
Я не знаю, зачем позвал их к себе и отчего решился открыто выступить против матери. Обычно я не действовал настолько прямолинейно и неосторожно, здраво полагая, что рано или поздно ее терпение может лопнуть, и тогда на мою голову обрушатся вещи пострашнее лишения права наследования. Например, изгнание в Мертвые земли или заключение на Черном острове. Но любопытство было сильнее инстинкта самосохранения, к тому же меня не покидало ощущение некой связи с этой троицей и со странной дорогой, что лежала под их ступнями и уходила в неведомое.
========== Глава 11 ==========
Аркх Кабул
Зарак
День был дерьмо, да и вся неделя тоже. Жара стояла ужасная. В подземных чертогах вообще не продохнуть. Мои лучшие бойцы на тренировках обливались потом и задыхались. Вождь, пожрала бы его Тьма со всеми потрохами, жаждал зрелищ, и я обязан был их ему предоставить. Шел месяц боев. Битвы между братьями были под строжайшим запретом, но любой из них по желанию мог выйти на арену против человека, который, естественно, становился трупом спустя пару минут. Это не считалось почетной победой и случалось нечасто. Но в этот год будто ветром Тьмы всем повыдувало мозги и заполнило головы жаждой крови. Что ни день, приходилось заставлять рабов разжигать десятки погребальных костров для погибших гладиаторов. И как так вышло, что именно я отвечаю за всю эту возню с грязью, которую люди производят и которая остается после них?
А вчера вождь громогласно объявил, что задолбался править за почти тысячу лет и хочет передать власть. Но нужен достойный. Двое къерго, которые одержат больше всего побед в последний день месяца боев, сразятся между собой, и сильнейший (понимай, выживший) получит всю полноту власти. Говоря это, он косился в мою сторону. Совсем из ума выжил, если считает, что мне охота управлять кучкой беглецов и толпами рабов-людей. Да если бы мне нужна была эта долбанная власть, я бы ее мог взять еще на Сель. А косить ради этого на арене тех, кого сам худо-бедно обучал – херня какая-то. Но наверняка найдутся желающие. Чую: ждет меня в последний день кровавая жатва.
Насмешка судьбы: нам, всегда любившим прохладу и свежесть, при жеребьевке досталось это адское пекло. Къерго старались не выходить за пределы подземных чертогов, особенно летом в дневное время. К сожалению, ко мне и к надсмотрщикам за людьми это не относилось. Земля для нас стала настоящей ловушкой. Поначалу мы пытались жить, как привыкли на Сель. Ритуальные битвы в первую сотню лет оставили в живых меньше четверти из тех, кто совершил переход, после чего вождь вынужден был запретить их.
Тогда, чтобы не давать застаиваться ярости, мы переключились на людей. Но, несмотря на то, что их женщины рожали много и часто, скоро мы поняли, что дети не успевают вырасти и скоро не кому будет пасти скот, сеять хлеб и служить в подземных чертогах. Молодых мужчин, пригодных к битам, практически не осталось. Их самки тоже были слабы и чаще всего соитие с нами оборачивалось для них смертью. Пришлось опять менять законы: ввести правило месяца боев, запретить брать себе больше пяти женщин в год. Я тогда как раз провинился, и вождь спихнул на меня ответственность за поиск и тренировку новых бойцов, способных сделать из сражения яркое зрелище.
Поначалу мне это было отвратительно. Особенно сами люди - их слабость, хрупкость и покорность, Но современем я понял, что мне оказали неплохую услугу, повесив это ярмо. Мне не было скучно, как остальным, я научился драться так, чтобы не причинять непоправимый вред соперникам, и в то же время горячить кровь и упиваться арзартом.
И бойцы мои, клянусь Тьмой, были не так уж плохи. Некоторым удавалась продержаться много сезонов - таких я отпускал доживать свой век почти на свободе, запрещая надсмотрщикам приближаться к ним и их семьям. Я всегда ценил и уважал стойкость, даже ее в таких ничтожных существах. И они благодарили меня, сами приводили подросших сыновей – ведь принять смерть на арене всяко приятнее и почетнее, чем сдохнуть в бараках от очередной эпидемии или на полях от усталости. А если удавалось пережить месяц боев, то до следующей осени жизнь в сытости и комфорте была обеспечена – и бойцам, и их семьям.
Но в этот год все мои братья как с цепи сорвались. Из пяти сотен моих бойцов уже сейчас осталась только сотня, да и то больше половины находились в таком состоянии, что не могли больше выдержать ни одного боя. А впереди еще четыре дня, включая последний, в время которого одна Тьма знает, что будет твориться. Я сбился с ног, прочесывая людские бараки в поисках хотя бы уверенно стоящих на ногах особей. Ни о какой нормальной тренировке речи уже не шло.