Она быстро оправилась и поднялась на ноги. Отряхнула невидимые пылинки с платья. Когда вновь посмотрела на меня, ничего, кроме холодной ненависти, не выражал ее взгляд.
— Не хочешь быть принцем — будешь рабом. Девочкам твоим скоро надоест, и они сбегут, а на твоем запястье браслета посланника я что-то не вижу. Ты застрял здесь, милый. И рано или поздно, когда останешься один, снова придешь ко мне, вернее, приползешь на брюхе.
— Пока что ты лебезишь передо мной на брюхе. Это достаточно забавно, но, право, я насмотрелся.
Кажется, мне все же удалось серьезно задеть ее. Сайлим сжала руку, да так, что из-под острых ноготков показалась кровь. Повинуясь ее воле, или как отражение ее эмоций со всех сторон начала сгущаться тьма. Не безликая, но оформленная, рельефная и пугающая.
Нужно было уходить — попытку разговора можно было считать успешно провалившейся. Я развернулся и побрел сквозь рожденные ею кошмары. Иллюзии были очень реалистичными, но мне они доставляли неудобств гораздо меньше, чем то, что бурлило внутри и просило, нет, требовало выхода. Какого угодно, пусть самого безумного.
Во мгле, окруженный сотнями пугающих образов, я не знал, куда двигаться, и то и дело натыкался на деревья и стены. Длилось это бесконечно. Когда, наконец, действие наваждения начало спадать, тени — бледнеть, а реальность — проявляться все четче, небо уже было объято рассветным пламенем.
Насколько же она была зла и сколько силы вложила в это видение… Теперь будет долго отходить: такие фокусы на Земле провернуть ой как трудно.
Я обнаружил себя стоящим на открытой террасе, изысканным полукругом вьющейся по краю кратера мертвого вулкана. Я был один, под ногами расстилался безбрежный лазоревый океан. Необходимо было срочно отпустить себя, чтобы не взорваться от боли и ненависти, которые многократно возросли после лживых ласк Сайлим. Кричать и разносить все вокруг позволить себе я не мог, поэтому, опустившись на колени и беззвучно воя, принялся разбивать сведенный судорогой кулак о прохладные камни пола.
Мне почти удалось загнать бушующие эмоции глубоко-глубоко, когда я почувствовал чье-то присутствие. Нарочито медленно поднявшись, я осмотрелся.
Таль стоял в трех шагах от меня и пожирал меня отчаянным взглядом. Губы его были искусаны в кровь. Одним движением я преодолел расстояние между нами, вторым впечатал его в колонну — с такой силой, что он охнул. Я бы, наверно, убил его. Не задумываясь, свернул шею, открыв тем самым список своих жертв, души которых станут преследовать меня в ночи в жажде расплаты. Но в его глазах я не увидел страха — в них пульсировала лишь боль: моя боль и моя ярость.
Меня словно окатило ушатом ледяной воды.
— Ты эмпат?
Он сполз по колонне вниз и съежился на корточках, спрятав ладони между колен.
— Смешно, правда?
Я опустился напротив.
— Ты в порядке?
Он пожал плечами.
— Нет, но сейчас буду. Где-то около порядка.
Таль нервно хихикнул. Достал откуда-то из-под одежды узорную трубку и прикурил. Повеяло густым сладким дурманом. Он вопросительно взглянул на меня, но я отрицательно мотнул головой: не хватало еще этой дрянью мозг насиловать.
— Ты с какой стати здесь?
Он глубоко затянулся, помолчал.
— Тебя искал. У нас, вообще-то, проблемы. Ну, и достижения тоже.
— У нас?
— Да, теперь именно у нас. Как ни крути, а я из этой истории уже не выпутаюсь.
— Как ты вообще мог отпустить ее?! — Таат практически орала на Таля, который, в свою очередь, был абсолютно спокоен: то ли от невероятного количества дурмана, загнавшего в себя, то ли отходя от случайного соприкосновения с моими эмоциями.
— Я думал, у нее хватит разумности не теряться. Она выглядела достаточно рациональной девочкой.
Я молчал. Инстинкты Тса требовали ринуться на поиски, предварительно придушив гельму, подвергшего алхэ опасности. Бороться с ними было сложно, но после сегодняшней ночи все эмоции и реакции были слегка притупленными, что спасало меня от поспешных и необратимых поступков.
Миин’ах исступленно нарезала круги по комнате. Периодически посматривая на стол, в центр которого Таль горделиво и самодовольно водрузил печать своего Дома.
— Итак, что мы имеем? — Осознав, наконец, что помощи от нас не дождаться, она принялась рассуждать вслух. — У нас есть, королевская печать и, видимо, доброволец? — Она вопросительно взглянула на Таля, и тот кивнул. — Это из плюсов, а теперь к минусам. Скорее всего, к закату о пропаже будет гудеть весь верхний город, и мы вряд ли выберемся отсюда живыми. Все врата для нас закрыты — ну, по крайней мере, для некоторых из нас. А еще мы, вернее, вы умудрились потерять человека. По-моему, чудесный расклад.
— Думаю, что ближайшая ночь еще принадлежит нам, — я решился ее слегка успокоить. — Принцесса еще не в том состоянии, чтобы обнаружить пропажу. Слишком много сил ей пришлось сегодня потратить.
Таат удивленно посмотрела на меня, но я не стал удовлетворять ее любопытство и проигнорировал затянувшуюся вопросительную паузу. Прервал которую вальяжный голос гельма:
— Врата на Черный остров открыты для всех. Правда, после недавнего инцидента с побегом их охраняют, но мне не составит большого труда убедить сторожей в несправедливости жизни и уговорить их немного попраздновать окончание Великого Бала, отметить его крепким вином с чем-нибудь усыпляющим. И да, находятся врата далеко, на противоположном от верхнего города конце острова. Поэтому лучше выдвинуться туда как можно скорее.
— Черный остров… — Миин’ах задумчиво побарабанила пальцами по столу. — Туда может разово пройти не больше десяти человек, а потом врата будут замкнуты на сутки и ими нельзя будет воспользоваться с обеих сторон. В принципе, нам это на руку: за нами не ринется сразу толпа твоих разъяренных сородичей. Но нам придется из сектора, в который мы переместимся, срочно перебираться в другой, с открытыми вратами. Не запрем ли мы сами себя в ловушке?
Таль пожал плечами.
— В любом случае, это единственный выход. К тому же, заправляют на Черном острове в основном тьерто и агру. Первые вроде как в теме событий, а со вторыми можно договориться, ну, или как-нибудь иначе повлиять.
Таат кивнула, соглашаясь.
— Так, с этим вроде разобрались. Остается второй открытый вопрос. Что делать с Веспой? Отправляться на ее поиски, теряя драгоценное время, или оставить ее здесь? Зачем тащить с собой человека на Сель, если ее миссия была в том, чтобы помочь добыть печать Дома Тьерто? Может, ее исчезновение — закономерная воля Судьбы, стоит ли с ней спорить? Она может затеряться в нижнем городе среди своих, либо же, воспользовавшись меткой вестника, вернуться в любой другой аркх. Может даже догнать нас, если захочет.
Девушка говорила неуверенно, словно убеждая не только нас, но и себя. Я по-прежнему молчал, крепко задумавшись. Возможно, это выход: она останется здесь, вдали от Сель, от меня. Все упростится: никаких угрызений совести, никаких морально-этических дилемм, да и выжить здесь ей будет легче, хотя бы до прихода Хаоса, а там уже какая разница, все едино — уничтожение.
Но от этих мыслей мне становилось все гаже и тревожнее. И тут меня опять удивил эмпат-гельма. (Вот уж воистину занятное сочетание! Трудно ему, должно быть, приходится.) Он заговорил все тем же лениво-равнодушным тоном, плохо вяжущимся со смыслом произносимого:
— Нет. В нижнем городе, как, впрочем, и везде в Гонолулу, ее очень быстро отыщет моя мать. И весь ее гнев — на меня, на него, — он мотнул головой в мою сторону, — изольется на ее голову. Ее ждет не просто смерть, а нечто гораздо более мучительное и долгое. Я не пойду с вами без Веспы, и печать вы также использовать не сможете. Считайте это проявлением моего чувства долга — в конце концов, именно я виноват в том, что она потерялась.
Таат вдруг улыбнулась с явным облегчением.
— Ну, значит, так тому и быть. Недаром к ней каким-то чудом угодила печать Проклятого Дома, — она искоса взглянула меня и поправилась: — Дома Тса.