Со всего маха впечатавшись в лазоревую воду, Веспа с наслаждением зафыркала. В этот момент она напоминала какую-то зверушку, забавную и трогательную.
Мне не хотелось торопить ее. Я присел рядом с тем местом, где она плескалась, и, разувшись опустил ступни в теплый прибой. Океан завораживал… Я всегда больше любил горы, вертикаль, но сейчас горизонт словно вошел в меня, растекся по венам парным молоком. Забирая и стирая все тяжкое, наполняя иллюзией покоя.
Веспа закончила свои водные процедуры и, мокрая насквозь, присела рядом.
— Правда, это что-то невероятное? — Она развела руки в стороны. — Я всегда мечтала увидеть открытую воду. Так странно, когда нереальные мечты сбываются… Но ведь это ужасно, если Хаос сотрет всю эту красоту, уничтожит.
Я покачал головой.
— Хаосу нет дела до природы. Все останется нетронутым или даже станет еще ярче и интереснее.
— Но люди ведь тоже часть этого мира. Обещай, что не позволишь ему…
Она говорила и словно острым лезвием взрезала мне изнутри грудную клетку. От покоя, навеянного волнами и простором, не осталось и следа.
— Я не даю пустых обещаний. — Я встал и швырнул ей сумку с ее вещами. — Мы достаточно задержались. Думаю, тебе стоит переодеться — если, конечно, не хочешь, чтобы на тебя пялился весь нижний город.
Она только сейчас осознала, насколько откровенно и жалко выглядит в намокшем и изрядно подраном праздничном наряде, и отчаянно покраснела. Я отвернулся, чтобы не смущать ее еще больше и заодно унять разгоревшуюся ярость. Но вид безмятежной океанской глади уже не успокаивал. Оградить мир, приютивший предателей и убийц, спасти людей — тех, кто ласково и покорно вылизывает брюхо новым хозяевам? Не к тому ты обратилась с этой просьбой, девочка. Слишком много у меня неоплаченных счетов, в том числе и к Земле с ее обитателями.
— Я готова.
Я кивнул, не оборачиваясь. Дождался, пока тьма уляжется под ребрами тугими змеиными кольцами и не будет бросаться в глаза посторонним, особенно алхэ. Только после этого позволил себе взглянуть на нее.
Веспа снова стала девушкой-мальчиком в бесформенных штанах и такой же рубахе. Про таких говорят: свой парень. Вот уж не думал, что когда-нибудь меня будет привлекать нечто подобное. Хотя для алхэ внешность второстепенна, важно нечто другое, от чего ты отогреваешься изнутри.
Можно было уже идти, но для меня остался еще один не проясненный момент.
— Таат сказала, что у тебя оказалась печать моего дома. Не соврала?
— Нет. Я сейчас покажу, — она наклонилась и стала рыться в своей необъятной сумке.
Тоже мне нюхач. Естественно, что печать была не на ней, да и куда можно было бы ее засунуть в том наряде? Надеюсь, эта мысль в головы моим спутникам не пришла. А впрочем, какая разница? Странности в моем поведении с Веспой они, скорее всего, спишут на мою общую ненормальность. Разве что эмпат… Рядом с Талем надо быть теперь в десять раз осторожнее: эмоции — не мысли, их скрыть сложнее.
— Вот, — на раскрытой ладони девушки лежал символ дома Тса, его мужская часть.
Я не был готов к тому, что увидел. Белый круг, принадлежавший моей матери, еще мог каким-нибудь немыслимым образом оказаться на Земле, но черная сердцевина печати, я был совершенно уверен, находилась на шее моего отца, когда Хаос поглотил его. Оттуда нет возврата ни для разумных существ, ни для магических реликвий. Недаром же считалось, что древние и обладающие силами вещи имеют свою волю и даже что-то вроде способности мыслить, и поэтому Хаос так же перерабатывает и высасывает их.
Наверное, лицо у меня было то еще. Веспа быстро вытянула вперед руку.
— Я должна отдать ее тебе?
Я отшатнулся.
— Нет!
Знала бы она о том единственном обряде, при котором женщина держит в руках и отдает мужчине его половину печати… Вот уж, действительно, ирония. Судьба, ну и язвительная ты тварь!
— Пусть остается у тебя. У меня нет права владеть ей.
— А у меня оно что, есть?
— Если бы не было, не лежала бы она сейчас на твоей ладони, уж поверь! — Я с досадой прикусил язык: возможно, не стоило ей этого говорить — лицо сразу стало сосредоточенно-задумчивым. — Может, довольно уже слов? Если мы сейчас не тронемся, до рассвета точно не успеем добраться.
Она оглянулась на тяжелое, ставшее багровым солнце, неотвратимо склоняющееся к горизонту.
— Да, конечно. Я готова.
Я пошел быстрым шагом, но почти сразу пришлось снизить темп, так как Веспа двигалась с трудом: видимо, до сих пор сказывались последствия той дряни, что она влила в себя на Балу.
На самой границе города и океана лепились крохотные тростниковые лачуги. В них, видимо, жили рыбаки. Тут и там сушились перевернутые утлые лодки. Честно говоря, я был удивлен: мне казалось, что на Гонолулу людей, которые промышляли бы не кражами, играми, торговлей и проституцией, не было. Хотя такое, в принципе, невозможно. Любому нужно что-то есть и во что-то одеваться.
Возле одной из хижин мирно дремал пожилой, коричневый от загара, насквозь пропитанный солнцем и морем мужчина. Рядом с ним стояла телега, заваленная доверху драными сетями и прочим мусором. В нее был впряжен серый и печальный зверь (вероятно, конь). Он что-то пережевывал, меланхолично вперясь в вечерние сумерки и находясь, как видно, в полной гармонии со вселенной.
Я взглянул на ковыляющую далеко за моей спиной Веспу. С такой скоростью до врат мы дойдем не раньше рассвета. Решение было принято. Бесшумно приблизившись, я стал разгружать провонявшую тухлой рыбой телегу. К тому моменту, как девушка доползла до меня, я как раз закончил, с трудом сдержав приступ тошноты. Хозяин транспортного средства просыпаться не собирался: судя по нежно прижатой к груди бутылке и блаженной улыбке, он пребывал сейчас в местах гораздо более приятных, чем здешнее.
— Я надеюсь, мы не собираемся ее красть?
— Прости, что?
Веспа взирала на меня с подозрением и недовольством.
— Ты же не отнимешь у бедняка его единственную возможность заработать себе на хлеб?
От абсурда происходящего в первый момент я даже не смог ответить: слова в голове складывались в нецензурную брань.
— Послушай… во-первых, его хлеб — это океан и его обитатели. Вряд ли потеря лошади сумеет его сильно обмелить. А во-вторых, девочка, не кажется ли тебе, что ставить мне какие-то условия не только глупо, но и опасно?
Она упрямо помотала головой.
— Я не ставлю условий, я прошу. Будь на твоем месте Раш или Таат, я бы не заикнулась, смолчала в тряпочку.
— Значит, ты считаешь, что я менее опасен? — На меня напало непреодолимое желание расхохотаться, и лишь волевым усилием удалось его подавить.
— Не в этом дело. Я видела, как ты разговаривал со слугами-людьми, как пощадил этих уродов на пляже. Мне кажется, ты милосерднее прочих высших. У меня это плохо связывается в голове с тем, что я с детства слышала о вашем Доме, но я привыкла доверять своему чутью.
Я шагнул к ней почти вплотную и заговорил шепотом. Очень хотелось поймать ее взгляд, впустить в себя, но делать этого категорически не стоило, поэтому я смотрел поверх ее головы, на горизонт и начинающую мерцать в ночной темноте Сеть.
— Ты заблуждаешься. И заблуждение твое очень опасное. Чем раньше ты от него избавишься, тем лучше. Садись в телегу.
— Но…
— Я сказал, садись, Хаос тебя забери, в телегу.
Она сжалась — не от испуга, а от обиды, и покорно забралась на склизкие доски дна. От нее так и расходились волны презрительного разочарования. Мои скулы свело судорогой: ох, и выругался бы я сейчас!..
Я шагнул к рыбаку и, присев рядом на корточки, потряс его за плечо. От него разило смесью пота, перегара и грязной одежды. Проснулся он не сразу, мне пришлось встряхнуть его достаточно ощутимо. А потом еще ждать, пока в открытых глазах забрезжит хоть какой-то признак сознания.
Когда он пришел в себя настолько, чтобы в ужасе забормотать что-то вроде: «Пощадите, не губите, у меня нет ничего…», я заговорил.