Рийк мешкал. Он прятал взгляд от моего сына, который продолжал смотреть на него в упор. Ему явно не хотелось заходить, но и придумать благовидный предлог, чтобы остаться снаружи, не получалось. Наконец мальчишка сплюнул под ноги (наверно, ему жест казался мужским и грубым, но вышло жалко) и скрылся в недрах шатра.
Я осталась на улице: девочки прекрасно справятся с ролью хозяек, а мне позарез требовалось поговорить с Ин-хе.
Сын присел на деревянную скамейку, которую когда-то выстругал старший, чтобы я и его беременная жена грелись на солнце. Уткнулся лицом в ладони. Я опустилась рядом, положила руку ему на затылок, а затем почесала теплое мягкое ушко. В детстве я всегда успокаивала его так: прогоняла дурное и притягивала хорошее.
— Ну, и что ты натворил в этой твоей тюрьме для смешанной крови?
— Я? — Сын поднял на меня глаза. — Я, наверно, совершил большую подлость. Предать того, кто тебе доверяет — другим словом это же не назовешь?
— Ты про этого мальчика?
— Да. Рийк считал меня другом. Я видел, как ему там плохо, но предпочел сбежать.
— Ты сам принял это решение?
Он вздохнул и пожал плечами.
— Какая разница. Они сказали, что ему недолго осталось и будет становиться все хуже. И настоятельно рекомендовали прервать эмоциональный контакт, который якобы не шел на пользу ни мне, ни ему. Но окончательный выбор я сделал сам: испугался привязанности к обреченному. А еще мне не хватило духа сказать ему правду. Мама, не стыдишься ли ты своего сына, оказавшегося трусом?
Мне очень хотелось утешить его, как в детстве: обнять, забрать на себя все тяжелое и плохое, подуть на содранную коленку или горячий лоб. Жаль, что для взрослых проблем такие простые действия не помогают. Невозможно вылечить открытую рану, просто приложив к ней лист подорожника.
— Видишь, как оно все вышло… Иногда наши ошибки помогают вершиться судьбе. Останься ты там, может, и не оказался бы полукровка Рийк среди тех, кто пытается предотвратить нечто очень страшное. Может быть, никто бы из них не оказался, не переплелись разноцветные ниточки судеб. Я не вправе оправдывать тебя, но и осудить тоже не могу. Мне кажется, вместо того, чтобы грызть себе лапы, как попавший в капкан зверь, тебе стоит поговорить с ним, наедине. Мальчик не похож на того, кто не умеет прощать. И я ведь явно почуяла радость, когда он тебя увидел.
— Возможно, ты права, — Ин-хе поднялся. — Но сейчас я не готов к этому разговору. Лучше поищу себе место для ночлега на сегодняшнюю ночь. Вряд ли будет признаком гостеприимства раздражать его своим присутствием.
Обед прошел как положено. Даже отсутствие моих среднего и младшего сыновей не смогло ощутимо его испортить. Дети рассматривали пришельцев, как каких-то неведомых сказочных персонажей. Невестки тоже с трудом сохраняли на лицах равнодушие.
Поев, старшие из пришельцев разошлись: кажется, им было не очень комфортно находиться в обществе друг друга. Рийк остался в шатре — как видно, компания моих внуков нравилась ему больше всех остальных. Ребятню вскоре перестало пугать его изуродованное лицо, они принялись липнуть к нему, а он был вовсе не прочь.
Когда наступил вечер и къерго с тьерто вернулись, мы выделили им под ночлег большую часть шатра и огородили ее. Полукровка сбежал оттуда — в детскую часть. Я как раз собиралась рассказывать вечернюю сказку.
— Можно я здесь посижу?
Он робко приземлился прямо на пол. Я с улыбкой похлопала по месту рядом с собой на покрытой шкурами лежанке, но он отрицательно помотал головой.
Сказку сегодня я выбрала древнюю: еще моя бабка рассказывала ее мне и братьям. Отголоски Сель, на которой ни я, ни она не бывали, звучали в ней. То была история о девушке, принявшей имя одного из своих старших братьев: Оми-тар. Она была родом из маленького поселения в землях Дома Гельма. Однажды, когда она была на охоте, Хаос прорвался поблизости их жилищ. Все ее близкие потеряли свои души и стали пустыми скорлупками, наполненными им, выродками. Когда подоспели призванные из Дома Тса, они не стали возиться и просто сожгли это место дотла своим черным огнем. Когда Оми-тар (впрочем, тогда ее еще звали иначе) вернулась, она даже руин не нашла, только выжженную равнину, полную сажи и едкого дыма. Она очень печалилась о том, что души ее близких стали пленниками Хаоса. Девушка остригла волосы, сменила имя на мужское и поклялась, что сумеет найти их и отпустить на свободу. Много опасностей поджидало ее на пути, но из каждой она выходила с честью. И душа ее становилась все больше, чище и прозрачнее. Так она дошла до земель, где был заперт Хаос. Дорогу ей преградили стражи из Дома Тса: никому нельзя было пересекать границу ни с той, ни с этой стороны. Но стражи отступили, едва встретившись с ней взглядом. И перешагнула Оми-тар запретную черту. И ничего не смог поделать с ней Хаос — ни поглотить, ни растворить, ибо не было в ней даже намека на отражение его. И отыскала она души двух своих братьев и сумела вынести их из Хаоса. Но стоило ей преступить границу обратно, как рассыпалась она белой пылью. И только три синие птицы вспорхнули и растворились в небесной лазури. То были их души, унесшиеся к заповедным горам.
Когда я закончила рассказывать, малышня уже вовсю посапывала, и слушатель у меня остался всего один, да и тот не моего роду-племени. Рийк так и пожирал меня глазами.
— Ну, спрашивай уже.
Я с кряхтеньем поднялась. Ноги от долгого сиденья затекли немилосердно, да и спина тоже.
— Это правда? Все, что вы рассказали?
— Это сказка. То, во что хочется верить, а не то, что происходило на самом деле. Тебе сказки, что ли, никогда не рассказывали?
— Рассказывали, — он поморщился. — Вернее, читали. Но они были совсем другие. Скорее, поучительные истории о том, как надо жить в этом мире. А может ли быть такое, что в Хаос можно войти и выйти из него живым?
— Я не знаю, сынок. Я и на Сель-то не была: век орьявит не намного дольше людского. Думаю, об этом лучше у твоих друзей спрашивать. Шел бы ты к своим отдыхать. Или, если хочешь, я здесь тебе постелю, бок о бок с нами.
Он кивнул.
— Это было бы здорово. Рядом с вами как-то спокойно. А мне так не хватает этого ощущения. Всегда не хватало…
— Эх ты, малыш… Пожелание гостя — закон для нас. Только учти, что в силу возраста я громко храплю, да и мелочь беспокойно спит.
Усмехнувшись, я направилась за еще одним комплектом шкур, благо лежанок в детском закутке хватало.
— Я потерплю. Спасибо.
Он улыбнулся — совсем мальчишка. И как его угораздило в эту авантюру ввязаться? Хотя о чем это я? Он же полукровка, а значит, в любом случае, долгая счастливая жизнь ему не светит.
Когда что-то дурное происходит с нашими близкими, мы это сразу же ощущаем. Словно черной волной накрывает голову, и некий зов, похожий на стон, выворачивает душу. Я проснулась среди ночи от этого ощущения. Встала, кинулась проверять всех своих. Дети мирно спали, невестки тоже. Мой старший сын с тем же, что и у меня, в глазах стоял на пороге. Мы переглянулись.
— Ин-лан? — спросил он отрывисто.
Будто я могла ответить на его вопрос…
— Или он, или Ин-хе. Ты только тише, Вику разбудишь. Ей волноваться сейчас ни к чему.
Он кивнул. Зов боли тащил нас прочь из шатра, и мы быстро вышли, повинуясь ему.
Ночь была глухой и темной, она давила и терзала. Мы двигались синхронно и быстро, так быстро, что я начала задыхаться. Я ничуть не удивилась, что ноги привели нас именно на площадь Врат. Там уже были другие, и слепая Клохи, оперевшись на клюку, мелко дрожала на осеннем ветру. Все знакомые лица, все с Юга.
Мне стало чуть легче, когда я разглядела среди молчаливо стоящих Ин-хе. Он подошел и, ни слова не говоря, обнял меня. Старший, чуждый сантиментам, положил тяжелую руку на наши сомкнутые плечи. И горячей тоской, предощущением горя накрыло меня с головой.
Мы стояли и ждали, как и все прочие. Ни звука, ни шороха, ни вздоха не нарушало тягучую тишину. Прошел час, а может, и все три. Небо медленно загорелось рассветом, но ничего не происходило. А потом распахнулись врата — те, что ведут на плато в Мертвых землях.