Позади них, слегка наклонив голову в их сторону, сидел пожилой человек с редкой седенькой бородкой, с глубокими, как трещины на коре старого дерева, морщинами по всему лицу. Словно обращаясь к самому себе, этот человек сказал:
— В жизни всегда кто-то кому-то мешает… Так уж он устроен, наш небезгрешный мир…
Ива взяла Павла за руку, попросила:
— Уйдем. Нам здесь нечего больше делать.
— А Кирюшка? — ответил Павел. — Подождем его. Он ведь может на нас обидеться.
Кирилл подошел к ним смеющийся, гордый и, даже не пытаясь скрыть своего торжества, сказал:
— Ну, поздравляйте меня! Чего вы сидите, как в воду опущенные? Или не рады?
— Нет, почему же, — ответил Павел. — Мы рады. Ты молодец.
Ива молчала. Павлу даже показалось, что она как-то сникла, будто ей стало нехорошо. Кирилл это тоже заметил и спросил:
— А ты, Ива? Разве я виноват, что Пашке так крупно не повезло? Чего ж ты на меня злишься?
И опять Ива промолчала. Ни одного слова, даже не взглянула на Кирилла. Только крепко уцепилась за руку Павла и не отпускала ее, точно боясь, что Павел может встать и уйти, оставив ее одну.
— Ну и ладно! — зло бросил Кирилл. — Идем, Пашка, пускай она тут сидит, хоть до самой ночи. Она, может, еще и слезы лить начнет, а мы будем как няньки… Интересное кино получается.
Павел неприязненно посмотрел на Кирилла и жестко проговорил:
— Перестань! И не заносись так высоко, понял? Тоже мне, тореадор!
Вот тогда-то Кирилл и сказал, глядя Павлу прямо в глаза и не скрывая своего презрения:
— Слушай, Пашка-неудачник, могу дать тебе один совет: если другой раз упадешь — держись покрепче за землю. И не раскисай, как некоторые барышни. Будь здоров!
И ушел независимой походкой, ни разу не оглянувшись. А Павел еще долго не мог забыть того, что сказал человек с седенькой бородкой: «В жизни всегда кто-то кому-то мешает. Так уж он устроен, наш небезгрешный мир…»
Ветер совсем озверел, волны по Дону шли теперь не одна за другой, а обгоняли друг друга, сталкивались, точно в битве — злые, непримиримые. Павел, кажется, никогда не видел реки в таком неистовстве. Косой дождь хлестал с какой-то непонятной яростью, разорванные тучи мчались почти над самой землей, цепляясь за верхушки деревьев.
Павел вдруг заметил, что дуб на противоположной стороне реки еще больше наклонился и теперь уже наполовину был в воде, из последних сил сопротивляясь наседавшим на него волнам. Они перекатывались через ветви, ломали их и крутили в воронках. Казалось, еще минута, две, и ураган вырвет дерево с корнями, вырвет и унесет в белесую мглу, а потом прибьет к какому-нибудь островку, затянет его илом, и это будет смерть. А ведь дуб шумел не один десяток лет, думал Павел, и, может быть, еще год или два назад казался вечным и бессмертным, как эта вдруг разбушевавшаяся река, как это неожиданно почерневшее небо.
Чтобы лучше все видеть, Павел высунул голову из-под лодки и сразу почувствовал, как струя дождя и холодной пены ударила в лицо.
— Держись, старина! — просил Павел, не отрывая взгляда от дуба. — Держись, буря скоро утихнет. Смотри, на западе уже светлеет. И мы еще с тобой пошумим — ты и я. Пашка-неудачник. Так меня называет Кирилл.
Неудачником Кирилл называл его не раз. Иногда, как будто шутя, делая вид, что ему и в голову не приходит обидеть Павла. Просто так… Ну, не везет вот в жизни человеку — что ж тут поделаешь, кого тут в чем-то обвинишь? Судьба — дама капризная, черта с два разберешься в ее фокусах Одному улыбнется из-за угла, подмигнет да больше и не покажется: сам, мол, топай по своей дорожке, я тебе ни мешать, ни помогать не буду… Другому на каждом шагу ножку подставляет — тебя-то, мол, я скручу, за тобой прослежу, чтоб далеко не ушел… Ну, а третьему… Третьему судьба эта самая — мать родная: куда ни ступнешь, всюду гладко, куда ни упадешь — всюду мягко.
Сам Кирилл Каширов вряд ли так уж верил в судьбу — и в судьбу вообще, и в свою в частности. Был он человеком напористым, к цели своей шел напролом, энергией обладал незаурядной. Да и голова у него была светлой — дай бог каждому такую голову.
Тому, кто знал Кирилла Каширова поверхностно, могло показаться: все ему дается легко и просто, и идет Кирилл Каширов по жизни так, будто и нет на его пути никаких препятствий. Идет не спотыкаясь, с легкой улыбочкой, мне, дескать, и сам черт не брат.
Но Павел-то Кирилла знал хорошо и нисколько насчет его «счастливой звезды» не сомневался. Ну, в чем-то ему иногда и действительно везло больше других, так ведь одного везения куда как мало! Девятый класс они уже кончали — он, Ива и Павел, как вдруг Кирилл заявил: