- Профессор, - робко проговорила Гермиона, - мне кажется, что все эти инциденты связаны с дождем.
Раскат грома прокатился над замком, все вокруг подсветило молниями, а затем воцарилась звенящая тишина, в которой прозвучал тихий, сочащийся ядом голос:
- А ты догадлива, Грейнджер.
Гермиона подскочила на месте и повернула голову к дверям. Драко Малфой застыл в проеме, сложив руки на груди и подчеркнуто не глядя на Гермиону. Та, в свою очередь, резко отвернулась, чувствуя, как ее захлестывает паника. Она не знала, как сказать Малфою, что Астории – его невесты, которой он так гордился еще час назад – больше нет. Она перебирала в голове варианты, и все они были неправильными. Одни казались ехидными, другие – слишком приторными. Гермиона даже пожалела, что вызвалась сама сказать Малфою о случившемся. Жалела, что не рассказала обо всем МакГонагалл и не пошла в Больничное Крыло к Джинни. Удивлялась, как вообще смогла поставить Малфоя главнее, чем Джинни, ведь та была теперь ее единственной родной душой. Родители все еще были в Австралии, не подозревая о существовании дочери, Рона и Гарри больше не было, так что у Гермионы осталась только Джинни.
- Мистер Малфой, проходите, - МакГонагалл, еще не зная, что за новости припасены для него у Гермионы, все же смотрела с сочувствием.
Малфой странно дернул губами, будто собирался презрительно усмехнуться, но вовремя вспомнил, что находится в директорском кабинете, и все же прошел к столу МакГонагалл.
- Вы меня пригласили, профессор, - спокойно и немного высокомерно проговорил он.
- Да, мистер Малфой. У мисс Грейнджер для вас есть какая-то информация, она настояла на том, чтобы я пригласила вас.
Малфой наконец-то удостоил Гермиону колючим неприятным взглядом и не смог сдержать себя, презрительно скривив губы.
- Малфой. То есть, Драко, - Гермиона еле выдавила его непослушное имя. – Дело в том, что я тебе очень сочувствую. И мне очень больно. И я не хотела тебя расстраивать. И – Мерлин, как же это сказать.
Малфой нахмурился и сильнее сжал руки.
- В общем, - Гермиона, наконец, взяла себя в руки, - Малфой, мне очень жаль, но Астории больше нет.
Малфой глубоко, но абсолютно беззвучно вдохнул, отчего плечи его стали шире, а сам он выпрямился, и теперь казалось, что он, подобно хищной птице, вот-вот кинется на Гермиону и разорвет ее.
- Что ты сказала, Грейнджер? – прошипел он.
- Мисс Грейнджер? – МакГонагалл опешила от услышанного. – Как это случилось?
- Астория встретила меня на лестнице, и мы с ней вместе направились в библиотеку, - тихо проговорила Гермиона, глядя в пол. – Мы уже почти дошли, когда она остановилась посмотреть в окно.
Она замолчала и глянула исподлобья на Малфоя, боясь того, как он мог отреагировать.
- Дальше, - почти повелительно произнес он.
- Я не знаю, как это получилось. За окном сломалось дерево, и ветка разбила стекло, - Гермиона почувствовала, как на глаза наконец-то наворачиваются слезы. – И ее залило дождем. Мне очень жаль.
Она опустилась в кресло и беззвучно расплакалась, пряча руки в лицо.
- Мистер Малфой, мои соболезнования, - прошелестела МакГонагалл.
- Благодарю, директор, - казалось, слова давались ему тяжело, хотя лицо оставалось непроницаемым. – Я сам сообщу ее родителям.
- Если вам не составит труда, мистер Малфой, - кивнула МакГонагалл, и в кабинете вновь повисло молчание. Гермиона больше всего мечтала о том, чтобы оказаться сейчас в теплой кровати в своей спальне, или хотя бы возле Джинни в Больничном Крыле. Вернее, Гермиона мечтала оказаться как можно дальше от Малфоя и его мрачной скорби.
- Могу я быть свободна, профессор? – робко проговорила она, и МакГонагалл кивнула.
Гермиона с трудом поднялась на ноги и побрела к выходу. Она была разбита и раздавлена. Менее чем за сутки она потеряла любимого человека, лучшего друга, а теперь, когда Гринграсс показалась ей достаточно приятной и милой, Гермиона потеряла и ее. Не то, чтобы Гермиона могла считать ее своей потерей, но тот разговор, случившийся у них, дал понять, что Астория была настроено миролюбиво, и они бы даже могли поладить. Была. Но теперь ее тоже нет, и никогда больше не будет. Хотелось плакать навзрыд, но сил не было. Хотелось в тепло, подальше от пронзительного холода, который забирался вместе с темнотой под мантию, холодил кожу, студил кровь в жилах. Хотелось спать, мучительно долго, без сновидений и мыслей, чтобы не думать о том, что по пробуждению ни Рона, ни Гарри, ни хотя бы Астории рядом так и не окажется. Она твердо решила, что сейчас же пойдет к мадам Помфри и попросит у нее Зелье сна без сновидений, примет неприлично большую дозу и проспит самое меньшее двое суток, когда за спиной раздался холодный и властный голос.
- В библиотеку шли, Грейнджер?
Гермиона остановилась и обернулась. Малфой стоял напротив директорского кабинета, в достаточном отдалении от самой Гермионы, и сверлил ее ненавидящим взглядом.
- Уверена, Грейнджер?
- Вполне. Мы шли в библиотеку, - повторила Гермиона.
- Астория? С тобой? Да она бы и на фут к тебе не подошла. Гринграссы – благородное чистокровное семейство, они не позволят запятнать свою честь общением с грязнокровками.
- Малфой, - Гермиона сделала шаг ему навстречу, - мне очень жаль. Может, я недолго знала Асторию, но она была замечательной.
- Мне не нужны твои паршивые соболезнования, - Малфой, казалось, был на грани, и голос его эхом прокатился по коридорам. Откуда-то сорвалась тяжелая капля, потревоженная шумом, и звонко разбилась о камень.
- Она была замечательная, - упрямо повторила Гермиона. – Очень красивая и искренняя. Очень жаль, что по родительским договоренностям ей достался ты.
- Не смей о ней говорить, Грейнджер, - взревел Малфой и, развернувшись к ней спиной, стремительно зашагал в сторону подземелий, но сделав десять шагов, остановился и развернулся. – Ты не имеешь права даже называть ее имени своим грязным ртом! Что ты вообще можешь знать о высоких отношениях!
Гермиона застыла, оглушенная эхом его слов, от которых в голове бил набат. Малфой уже ушел, громко и чеканно вышагивая по каменному полу, а Гермиона так и стояла посреди коридора. Как бы сложно это ни было, но она понимала Малфоя. Эта мысль была столь же неприятна, сколько и нова, но теперь Малфой был с ней в одной лодке. И почему-то Гермионе пришло в голову, что он все же любил Асторию. По каким-то невероятным чистокровным стандартам, по их странным обычаям, но в рамках тех устоев он ее любил. Гермиона тяжело вздохнула и двинулась в сторону больничного крыла.
Каждый шаг давался ей все тяжелее и тяжелее, а тень, появлявшаяся на стене при каждой вспышке молнии, пугала ее и заставляла отшатываться от стены. Было это обманом зрения, или тень действительно тянула к ней свои призрачные руки, шептала ее имя своими черными губами и разочарованно шипела всякий раз, когда не могла дотянуться до Гермионы.
«Это просто переутомление», - сказала себе Гермиона, когда ей в очередной раз послышался этот шипящий шепот, шорох под стеной и чье-то дыхание на плече. Она – в который раз – встряхнула головой и обернулась. Однако шепот повторился, и в нем Гермиона отчетливо расслышала свое имя. Ноги сами понесли ее к окну, хотя здравый смысл гнал ее прочь из этого коридора. Гермиона осторожно взглянула через залитое водой стекло, умоляя высшие силы, чтобы на сей раз его не разбила еще одна ветка, но деревьев поблизости не было. За окном была опушка, край Запретного леса, и Гермиона замерла, будучи не в силах отвести взгляд. Из-за деревьев постепенно, один за другим выходили они. Черные фигуры, похожие на ту, что она видела утром под Гремучей Ивой. Все они были похожи, как две капли воды: высокие и тонкие, закутанные в черные одежды, в капюшонах, под которыми не угадывалось лиц. Сверкнувшая молния озарила их, и Гермиона снова испытала первобытный, всепоглощающий страх, когда не увидела ни под одним капюшоном даже очертаний лиц. Они двигались медленно, уверенно и неотвратимо, надвигаясь на школу темной тучей, подобно тем тучам, что ползли по свинцово-серому небу. Порыв ветра вырвал с лесу очередное дерево, которое с грохотом рухнуло на землю, но на головах Черных людей капюшоны не шелохнулись ни на дюйм. Они остановились, дойдя до теплиц, и застыли наготове, словно были армией, готовой в любой момент ринуться в атаку и ожидая лишь приказа. Гермиона с замиранием сердца смотрела на них, когда один из толпы поднял руку и махнул ей. Он махнул именно ей, Гермиона скорее ощутила это, чем поняла, почувствовав кожей шевеление стылого влажного воздуха. «Гермиона», - услышала она шепот голоса прямо над самым ухом, и резко обернулась. Коридор был пуст. «Гермиона», - повторил шепот еще раз. А потом еще, но голоса уже было два. Она повернулась к окну, и сердце бешено забилось в грудной клетке, как бьется в силках пойманная птица, понимающая, что ее конец уже близок. Два голоса шептали ее имя, и двое Черных людей махали ей тонкими длинными руками. Гермиона хотела отойти от окна, но ноги не слушались, моментально став ватными. А люди в толпе все поднимали и поднимали руки один за другим, махали ей, и от этого шум в голове только усиливался. Хор голосов вышептывал ее имя, а она задыхалась своим бессилием, не зная, как избавиться от наваждения.