- Я сама не знаю. Спроси у Малфоя. А лучше не спрашивай. Ни у меня, ни у него, - Гермиона вспомнила, что уже застряла один раз в темном коридоре ночью.
- С чего ты взяла, что надо просто идти?
- Но ты идешь! – она подавила в себе желание рассмеяться. – И пока ты идешь Джимми, тьма тебя не нагонит. Главное не останавливаться.
Уже в гостиной она попыталась рассмотреть свою руку в свете мерцавших за окном молний. Было ли это игрой света, или же пальцы левой руки действительно посерели – Гермионе думать не хотелось. Она забралась в кресло, обняла руками колени и принялась размышлять, старательно отгоняя сон. Благо, в голове было много мыслей. Так много, что их точно должно было хватить до утра.
Глава 11
До самого утра Гермиона не сомкнула глаз. Дело было вовсе не в предостережениях Малфоя или страхе перед тем, что за ними стояло. Вместо сна были размышления: о причинах обрушения башни Рейвенкло, о том, что МакГонагалл собралась эвакуировать всех студентов и почему-то о Малфое. Он, несомненно, знал больше, чем все в школе вместе взятые. Он знал о причинах дождя, знал, чем он грозит, знал чары, помогающие от него уберечься, умел их накладывать. Но он молчал. Гермиона понимала, что будь на месте Малфоя она или кто угодно другой, она бы уже давно дала руководству школы полную и исчерпывающую информацию о происходящем, поделилась бы всем, что ей известно. Малфой же подавал информацию дозировано, как будто забавляясь незнанием остальных, пытаясь всем что-то доказать и упиваясь собственным превосходством. Гермиона поняла бы его: сложно было быть хоть сколько-нибудь известным, когда в одной школе с тобой учится Гарри Поттер. И вот теперь, когда Гарри не стало, да еще и все знания были в руках Малфоя, тот словно отыгрывался за все те семь лет, что он провел на втором плане. Это невероятно раздражало. Хотелось выпытать из него информацию, выведать все, что известно ему. То ли от недостатка сна, то ли от злости на давнего недруга за то, что теперь они все от него зависят, за то, что она сама должна теперь быть с ним учтивой и практически вымаливать ответы на свои вопросы, Гермиона уже не считала Непростительные заклятия такими уж непростительными. Несмотря на всю свою напыщенность, Малфой был трусом. А значит, пара Круциатусов могла бы достаточно быстро развязать ему язык. Гермиона содрогнулась от собственных мыслей, ужаснувшись тому, какой жестокой сделали ее последние события.
«Прекрати, - сказала она сама себе, - да, он последний червяк, который не хочет помогать остальным, да еще и трус к тому же. Но прежде всего – он живой человек. Чем ты тогда лучше Лестрейнджей или Кэрроу? Ничем». Это помогло. Мысль о Круциатусах отступила. Подружиться с Малфоем тоже было не слишком хорошей идеей. По крайней мере, с точки зрения возможности ее претворения в жизнь. Он не шел на контакт, избегал всех – то ли от чувства собственного превосходства, то ли от чувства вины перед магическим сообществом.
Так Гермиона и просидела до самого утра: потирая виски и пытаясь прогнать образ Малфоя, который настойчиво маячил перед глазами, а за его спиной рушились башни, бежали люди, разбивались стекла и ломались пополам многовековые деревья Запретного леса. Вокруг царила настоящая буря, и от этого образ каменно спокойного Малфоя был еще более пугающим и зловещим.
Наконец, в гостиную начали спускаться студенты, и Гермиона поднялась из кресла. Говорили, что наступило утро, что сейчас нужно идти на завтрак, но она не верила. Ее ночь тянулась уже третьи сутки, и до рассвета было еще очень далеко. Он почти превратился в сказку, в миф, а надежда дожить до восхода солнца была так призрачна, что Гермиона предпочитала об этом не думать. Наступило последнее утро ее жизни.
Большой Зал был сер и неприветлив. Гермиона окинула взглядом знамена факультетов, и на глаза навернулись непрошеные слезы. От веселых цветов остались лишь призраки, подернутые сизой дымкой. Некогда ярко-золотой лев Гриффиндора стал грязно-желтым, и кроваво-алый фон его теперь имел крайне неубедительный терракотовый цвет. Бронзовый орел Рейвенкло словно потрескался и потускнел, раскрывая клюв в беззвучном крике о помощи на светло-бирюзовом до серого фоне. Черный барсук Хаффлпаффа, казалось, выплакал весь свой цвет и теперь стал грифельным на бледно-желтом фоне, словно знамя потерли ластиком. Даже серебристая змея Слизерина теперь была скромного циркониевого цвета, а гордость в ее глазах сменилась страхом, словно она пыталась раствориться на оливковом поле, которое еще хранило память о цвете молодой травы. Гермиона бросила короткий взгляд на студентов Рейвенкло, которые жались друг к другу, и вздохнула. Если бы только сейчас с ними была Луна Лавгуд, она бы точно смогла их подбодрить и внушить надежду на лучшее. Но, к сожалению, ее сразу после Битвы за Хогвартс забрал отец и увез из страны, невзирая на протесты. Впрочем, Луна писала письма. Долгие, полные жизнелюбия, с внушительными пачками колдографий из далекой-далекой Скандинавии, где они с отцом пытались отыскать редких животных, а заодно и душевное спокойствие. Гермиона не знала, как далеко простирается влияние дождя, и поэтому ей оставалось только надеяться на то, что Луна в безопасности. В зал постепенно стекались студенты других факультетов, а вслед за ними и преподаватели стали занимать места за своим столом. Гермиона почувствовала на себе чей-то тяжелый взгляд и обернулась. Малфой кривил губы в презрительной ухмылке, глядя на нее. В голове снова вспыхнула искрой мысль о Круциатусе, и Гермиона чуть не взмахнула руками, надеясь ее отогнать подальше. На плечи свинцом опускалась усталость, а голову словно сдавило тугими обручами, поэтому она не сразу заметила, что в Зале смолкли даже редкие разговоры и вялые приветствия. Студенты один за другим поворачивали головы в сторону преподавательского стола, и Гермиона повернулась вместе с ними. МакГонагалл уже поднялась со своего места и теперь ждала, пока все внимание будет приковано к ней.
- Я вынуждена сообщить вам о том, что над школой нависла опасность, - проговорила она надтреснутым от усталости голосом. – Сегодня ночью обрушилась башня Рейвенкло. Обрушился дом ваших товарищей. Я вынуждена просить остальные факультеты приютить пострадавших. Сейчас старосты получат списки студентов, которые будут гостить на их факультетах, пока мы не разберемся с этой ситуацией. Все занятия для всех курсов отменены. После завтрака мы с вашими преподавателями будем решать вопрос об отправке вас по домам.
По залу пробежал шепоток, и из-за столов поднялись старосты факультетов. Они спешили к преподавательскому столу. Поднялся и Деннис Криви. Он почти дошел до преподавательского стола, как вдруг резко развернулся. Он подошел к Гермионе и посмотрел на нее почти умоляющим взглядом.
- Гермиона, я могу тебя попросить заменить старосту девочек?
- Деннис, честно, я не могу, - она смерила его усталым взглядом.
- Гермиона, хотя бы временно. Пока не назначат новую старосту. Хотя бы получи со мной списки.
Гермиона тяжело вздохнула, жалея, что родители воспитали в ней ответственность, и поднялась со своего места. Краем глаза она уловила недоумение во взгляде Малфоя, но оно очень быстро сменилось привычным презрением, и Гермиона поспешила за Деннисом. Около директора уже собрались все остальные старосты, и теперь ждали только ее.
- Мисс Грейнджер, - МакГонагалл тоже была удивлена, но это удивление было с примесью радости. – Очень рада, что вы решились.
- Я просто временно помогу Деннису с распределением студентов, - Гермиона покачала головой.
- Ну что ж. Вот ваши списки, - МакГонагалл раздала старостам листы пергамента. – Мы попытались устроить студентов Рейвенкло на места тех, кто нас покинул. Поэтому в списках указано, на чье место в комнате следует поселить того или иного человека.
Все молчали. Гермиона и сама не нашла, что сказать. Конечно, в сложившейся ситуации это был единственно возможный выход, но представить на месте Джинни другую девочку она категорически отказывалась. Видимо, остальные старосты были того же мнения, потому что на МакГонагалл было направлено сразу восемь неодобрительных взглядов.