Поэтому ещё две недели было слишком много…
***
— Мы уже близко, — прогудел Гром. — За этим холмом будет наша деревня.
— Далеко же вы забрались от своего дома… — пробормотал он.
— Бывало и дальше.
Ну да, они же кочевые. Вон монголы из своих степей даже до Европы доходили, так что можно представить, как далеко могли забраться местные племена при нужде.
Гром ошибся — мы шли сюда не две, а три недели. Причиной было то, что у меня не было лошади, что сильно нас тормозило, а потом её лишился и он. Его верный скакун на глазах всё чах и чах, становясь всё более худым и… жутким. Даже мой конь, когда убежал, выглядел получше, а у этого лошадь всё больше походила на смерть.
Не став дожидаться, когда она окончательно обратиться, Гром обрубил её жизнь одним ударом, возможно сделав одолжение существу и избавив от мучений.
Его лошадь, наверное, была последним нормальным животным в округе, что мы видели, так как все остальные были прямиком из фильмов ужасов.
Ну не считая Зу-Зу и Грома, конечно.
За это время мы уже успели покрыться пылью, одежда словно выцвела, на губах всегда был неприятное чувство песка, который скрежетал на губах. Я уже успел привыкнуть к постоянном скрипу и скрежету камней под подошвой. Казалось, что мы шли сюда вечность под палящим солнцем днём и дикими морозами ночью.
Я нередко гадал, сколько пройдёт времени, прежде чем природа сможет восстановить здесь всё то, что было до этого. Даже та же самая трава, которая здесь росла, сколько потребовалось времени, чтобы появился тот тонкий слой почвы, на котором всё росло? А теперь ведь здесь всё мертво и даже мелким животным будет нечего есть, вернись они сюда.
Мы продолжали взбираться на холм, склоны которого иногда представляли куски камня. В лицо то и дело бил ветер, смешанный песком, который, как наждачка, проходил по коже. Мне-то было плевать, я спокойно переносил на своём уровне такие невзгоды, да и аура на меня не действовала, но вот Гром было сложнее.
Нет, он был бодр и силён до сих пор, это я чувствовал. Однако его губы уже слегка полопались, и иногда на них виднелась кровь. Сам Гром начал закашливаться, а на его руках появились кровавые мозоли. Для такого великана мелочь, но это было наглядной демонстрацией того, как аура убивает. Поэтому вопрос, как быстро мы доберёмся было и вопросом, выживет ли он или нет.
Гром не обманул, за вершиной холма в небольшой долине нам открылся вид на ещё одну деревушку дикарей, однако куда более крупную, чем прошлая, за которой расположился высокий холм. Честно признаться, именно холм сразу бросился мне в глаза. Его вершина выглядела так, будто кто-то пытался разрубить гору напополам. Идеально ровная, словно от огромного меча, щель разделяла вершину на две равные половинки глубиной метров сто.
Наверное, это то самое место для жертвоприношений, о котором говорил Гром.
Что касается деревни, то в ней помимо землянок и палаток были уже и вполне себе нормальные дома, и даже скотный двор с ограждёнными участками. То есть не знай, что здесь жили дикари, подумал бы, что это обычная деревня.
Правда вымершая.
Как и прошлая, всё было целее целого, ни единого признака мародерства и только пыль свидетельствовала о том, что здесь давно никого не было. Когда мы проходили по деревне, я видел пару скелетов, но не людей, а собак и коз, которых то ли забыли, то ли сами сюда пришедших.
Даже тел людей не было…
Я внимательно огляделся, обнажив меч. Гром последовал моему примеру, пусть и не понимал моей насторожённости.
— Как далеко отсюда расщелина мёртвых? — спросил я негромко.
— Тот холм, — указал он рукой прямо. Нас и холм разделяла небольшая долина с рекой. — На вершине есть расщелина, там и находится расщелина мёртвых.
— Ты хоть раз видел там мёртвых?
— Нет. Но они иногда зовут нас к себе. Ночью.
— Ночью… — я окинул взглядом деревню. — В деревне нельзя оставаться, мы здесь не единственные. Заберёмся на склон холма и там уже переночуем.
— Да.
Я бросил взгляд на следы как людей, так и каких-то животных, которые виднелись то тут, то там, после чего посмотрел на горизонт, откуда мы пришли. От преследователей уже не было вестей почти две недели, будто они отстали. Как бы мне хотелось, чтобы это было так…
Деревню мы прошли без приключений, к моему облегчению, спустились к реке, которая буквально фонила смертью и смрадом, после чего поднялись на противоположный холм, где и заночевали. Мы уже две недели спали без костра, надеясь лишь на свет от луны и звёзд, которые заливали всю округу мёртвенно-бледным светом. А по утру вновь двинулись в путь, благо оставалось здесь рукой подать.
Тропа наверх была видна сразу: больные обмудки даже не поленились выложить её камнем, чтобы было удобнее идти, и наверх шли аккуратные ступеньки из камня, а если ты слеп, то тут же через равные участки виднелись каменные столбы, отмечающие путь. Судя по всему, этой дорогой очень часто пользовались и мне было даже немного жутко от мысли, зачем.
И так шаг за шагом, пока мы не добрались до входа в расщелину.
Честно признаться, стоя у входа в эту расщелину, я чувствовал, как у меня холодок по шее бежит.. Сопки всё продолжали подниматься выше, но щель шла ровно, и едва ли не до самого центра холма, скрываясь в его глубине. Вход в неё выглядел как какие-то жуткие врата в другой мир — вокруг так светло, а там словно солнечный свет сам не хотел туда приникать. Туда уходила выложенная каменная тропинка, которая через два десятка метров скрывалась в густой тени, словно дымке, через которую было невозможно ничего рассмотреть.
А по обе стороны от входа нас встречали две старые, уже потрёпанные постоянными ветрами статуи с жуткими лицами: пустые глазницы, длинное лицо, широко раскрытая пасть, словно в тварь пыталась проглотить весь мир. Верхнюю и нижнюю челюсть обрамляли огромные клыки.
Цзянши, я практически сразу узнал этих существ.
— Не нравится мне это место… — пробормотал я. Зу-Зу, к ноге, держись рядом. Гром, иди впереди, я прикрою спину.
— Почему я? — тут же спросил он.
— Потом что ты дорогу знаешь.
Ему ничего было на это ответить. Смерив злым взглядом меня, он шагнул внутрь первым.
Сначала было вроде как ничего. Светло, пыльно, свежо. Но чем дальше мы уходили, тем выше поднимались идеально ровные стены, и тем темнее становилось вокруг. Очень скоро здесь было так темно, будто опустился глубокий вечер, хотя стоило задрать голову, как сразу можно было разглядеть голубое небо.
На идеально ровных стенах, виднелись рисунки, а в некоторых местах были выбиты большие фигуры с жуткими лицами, которые взирали на нас, как живые. Я не знаю, каким богам поклоняются дикари, но по рисункам их назвать добрыми было сложно.
— Это и есть ваше священное место? — на всякий уточнил я.
— Да.
— А где та самая щель, откуда доносятся голоса мёртвых?
— Дальше.
Дорога была идеально ровной, словно здесь всё обтесали, однако я не мог избавиться от чувства, будто мы опускаемся под землю. Воздух здесь становился тяжёлым, затхлым, тень, казалось, можно было потрогать рукой. Ещё хуже было от того, что все эти многочисленные, непонятно кем выбитые статуи и картинки на стенах словно следили за тобой, постоянно заставляя чувствовать чужое присутствие.
Но когда мне казалось, что хуже быть не может, я услышал голоса.
Тихие далёкие нежные голоса, которые принадлежали то ли девушкам, то ли детям. Они не говорили, скорее просто издавали звуки. Они шли откуда-то спереди, заставив меня напрячься. Не только меня, Зу-Зу тоже распушился. Даже Гром замер на мгновение.
— Они знают, что мы здесь, — тихо сказал он. — Они рады нас видеть.
— А как выглядит, если бы они были не рады нас видеть.
— Ты бы понял, — ответил Гром и медленно направился дальше.
Всё ближе и ближе к источнику, пока мы не вышли в большой круглый зал. Его стены уходили высоко вверх, и глядя на небо, которое виднелось сверху, я чествовал себя жалкой лягушкой на дне колодца. И здесь же поперёк центра проходила огромная трещина.