— Я сам выбрал, — сказал Ной.
Колотун усмехнулся.
— К добряку нашему, стало быть, не захотел?
Ной промолчал.
— Не напрягайся. Я понимаю. Только не думай, что будет весело. Это не прогулка. Откровенно говоря, это каторга.
— А я не боюсь.
— Он преувеличивает, — сказала Мамочка. — Все не так плохо. Ладно, я пошла готовить обед. Сделаю вам что-нибудь вкусненькое!
Оба повернули головы, провожая взглядом ее ладную, все еще легкую фигурку. Колотун отвернулся первым и покачал головой, глядя на Ноя.
— Хорошая она девчонка, — сказал он. — Глупая только. Я бы ее хахаля обратно вернул, за уши бы притащил и зажили бы они у меня долго и счастливо… Только не хочет. Не надо, говорит. Вот теперь будет одна с ребенком маяться. А это хреново. Не приветствуется ибо…
Ной смущенно молчал.
— Ну, что тут у тебя?
Колотун раскрыл мешок и подход Мамочки одобрил. Вещей было немного — только то, что необходимо.
— Комбинезон вы не взяли, — сказал он. — Комбинезон нужен.
— Его Мамочка забрала. Она хочет нашить имя. Сказала, что завтра принесет.
Колотун усмехнулся и хлопнул Ноя по плечу.
— Глянулся ты нашей Мамочке.
— Я думал, она всем нашивала.
— Ага, всем. Не всем… Ладно, времени у нас в обрез. Так что кидай вещички в кабину, я вечером уложу. И переоденься. Поможешь в трудах моих тяжких.
Ной так и не сказал Лайле о предполагаемом отъезде. Все как-то не было повода. Вечером на собрании группы он нервничал, то и дело поглядывая на образ Святой Сусанны над дверью и вытирая о штанины вспотевшие ладони. Он едва понимал, о чем говорили вокруг.
И не хотел ничего понимать. В последнее время групповые исповеди стали в тягость. Все больше раздражало наглое позерство и лицемерие, прочно угнездившиеся в группе. День ото дня перемалывался один и тот же утвержденный и одобренный список грехов. С каждым разом благочестивый фарс выглядел все противнее.
«А может быть, дело не в них, а во мне? — думал Ной. — Может быть, я какой-то ненормальный?». Его точил грех сомнения, настоящий, невыдуманный и опасный. О нем хотелось поговорить, но внутренним чутьем он чувствовал — нельзя. Такая исповедь могла разбить общность группы, нарушить целостность единого организма. Сомнение, это всегда трещина. А люди сильны, покуда неделимы.
А балом правила Лайла. Ее любили все, даже девушки, между которыми никогда еще не было полного согласия. Она покорила группу, и Ной ясно видел — все, что говорится здесь, звучит теперь с ее молчаливого одобрения. Все лишнее и опасное, она отметала сразу, как это было с Тороповым. Тот снова запел уже набившую всем оскомину песню о том, как трудно ему прощать других. Терпеливо сносить чужие грехи.
Лайла напомнила ему о бревне и сучке.
Торопов немедленно взбесился и несколько дней не показывался на собраниях.
Ной с тоской думал, что среди этой гадости ему придется жить. Каждый день. И жил бы, постепенно изменяясь так, как нужно, не приди он в Поиск. Теперь не было возможности не видеть и не слышать — слишком ярким оказался контраст.
На улице завывал ветер. Резкие порывы норовили сбить с ног, снежный вихрь бил в лицо, обжигая кожу. Ной нервничал — он думал о предстоящем разговоре.
Когда машина тронулась, он сказал:
— Я уезжаю.
Лайла кивнула и нахмурилась.
— Я предполагала что-то в этом роде. Надолго?
— На месяц. Примерно.
— И куда?
— Далеко. Неделя пути от Города.
Лайла замолчала. Снаружи гремела буря. Ветер дул с запада, и Ной подумал, что он может нести в себе частичку тех мест, куда вскоре отправится экспедиция. Наверное, если вздохнуть полной грудью и прислушаться к себе, можно будет почувствовать дух Пустой Земли.
— А эта девушка, с твоей работы — она тоже едет? — спросила Лайла.
— Нет. Она остается.
Лайла снова умолкла, а потом заговорила, с силой выталкивая слова, словно отбрасывая их от себя.
— Зачем, Ной? Зачем ты едешь? В Городе есть все, что нам нужно. Как это по-детски — взять и отречься от своей судьбы. Отречься от того, что уготовано. Уйти. Уехать. Сбежать.
— Я же не ухожу навсегда. Я вернусь.
— Папа говорит, что оттуда не возвращаются. И я думаю, он прав. Ной Коштун уедет в Пустую Землю, а кто вернется?
— Я.
— Ты наивный, Ной. Это не так плохо, но сейчас для тебя быть наивным — просто опасно. Никто не возвращается прежним. Людям это не дано.
— Я постараюсь. Честное слово постараюсь!
— Я буду молиться, чтобы у тебя получилось.
Она положила ладонь ему на руку и слегка сжала. Ладонь была теплой, и тепло от нее разлилось по телу, подбираясь к сердцу. Ной вздрогнул, и в этот момент колеса машины забуксовали, и ее потянуло в сторону. Лайла отдернула руку и рванула рычаг переключения передачи. Двигатель загудел на высоких оборотах, потом стих и машина выправилась.
— Когда ты уезжаешь?
— Послезавтра утром.
Машину снова занесло. Ветер теперь не просто выл — он орал, словно что-то гигантское скрывалось в снежной темноте, и лупил по машине, пытаясь скинуть с дороги. Лайла опять сбросила скорость и наклонилась вперед. Ураган поднимал облака мерцающего снега, окутывая машину непроницаемой стеной.
Ной представил, каково было бы идти пешком в такую погоду. Просто акт самоубийства. Особенно здесь на Дороге, где не было возможности укрыться. Лайла больше не говорила, она полностью сосредоточилась на управлении машиной. Глядя на ее напряженное лицо, Ной забеспокоился.
— Может, повернем?
— Поздно, — коротко ответила Лайла. — До Квартала ближе.
Они ползли сквозь буран. Машина вязла в снегу, и с каждым разом Лайле все труднее было справляться с ней. Ной заметил влажные отпечатки на руле, когда она на миг опускала руку к коробке передач. Наконец, машина встала окончательно. Их поглотило густое, гудящее облако темноты.
Лайла выключила фары.
— Все.
— Что же теперь делать? — спросил Ной.
— Ждать. Родители должны связаться с властями, если я не вернусь вовремя. Тем более, в такую погоду. За нами кто-нибудь приедет.
— Как бы не замерзнуть, пока приедут.
Ветер ударил в двери, раздался скрип. Машина вздрогнула и немного подалась в сторону.
— Страшно, — прошептала Лайла.
— Не бойся. В машине мы в безопасности.
— Все равно.
Ной не ответил, пытаясь найти слова утешения. В голову ничего не лезло.
— Обними меня, — попросила Лайла.
Он подчинился, неловко прижав ее к себе.
— Я вот верю, что иногда провидение нарочно сталкивает людей. Тех, которые действительно предназначены друг другу. Мы так часто не решаемся впустить в жизнь другого, выдумываем какие-то невнятные причины, сложности, а на деле — просто боимся. Тогда судьба просто берет нас за руки и соединяет. Как этот ураган.
— Наверное, — пробормотал Ной.
Губы девушки оказались возле его лица, и он почувствовал кожей теплое дыхание. Ной потянул ее к себе, и Лайла послушно подалась навстречу. Его ладонь легла ей на грудь; он почувствовал, как быстро и сильно колотится сердце. Ною стало жарко, он еще сильнее прижал Лайлу к себе.
Тяжелый грейдер остановился возле застрявшей машины. Ее почти полностью занесло снегом, только с наветренной стороны остался небольшой чистый участок. Внутри оказались двое испуганных, окоченевших ребят, прижавшихся друг к другу в попытке сохранить остатки тепла. Двигатель у машины не работал, отопитель тоже.
— Вы в порядке? — спросил водитель грейдера, перекрикивая бурю.
— Да! — ответила Лайла. — Только очень замерзли! Аккумулятор разрядился!
— Я оттащу вас до Квартала! Где вы живете?
— Я покажу! — крикнул Ной.
Водитель кивнул и захлопнул дверь. Ной поднял воротник.
— Будь осторожнее! — сказала Лайла и поцеловала его в щеку.
Ветер чуть не повалил его, было трудно дышать. Перебирая руками, он обошел машину и увидел яркий свет фар грейдера. Из темноты вынырнул водитель, схватил Ноя за руку и помог влезть в высоко поднятую кабину. Хлопнула дверь, и стало так тихо, что зазвенело в ушах. Быстро двигались щетки, сбивая с лобового стекла налипший снег, из щелей печки тянуло запахом нефти и теплом. Ной стянул перчатки и прижал руки к горячему металлу.