— Значит, повезло! — буркнул Яблонски и погрузился в молчание.
Асфальтированная дорога, ведущая к дому, была узкой, длинной, извилистой, обсаженной с обеих сторон деревьями. Мелькала вечнозеленая листва кустарников и длинные серые фестоны испанского мха, шурша, задевали машину — крышу и ее боковые стороны. Неожиданно деревья отступили в сторону, сменившись группами пальм, и впереди за ступенчатой балюстрадой и усыпанной гравием террасой возник генеральский дом.
Обычный частный дом, как сказала девушка. Построенный для семьи человек в пятьдесят! Он был просто огромен, этот старинный белый дом, чуть ли не времен колонизации, с огромным крытым крыльцом, обрамленным колоннами на два этажа, и под необычного типа крышей, какой я никогда не видел. Ко всему этому такая масса окон, что даже проворному мойщику хватило бы работы на круглый год.
Над входом были укреплены два фонаря — два больших старомодных фонаря, в которых горели мощные электрические лампы. И под этими лампами стоял целый оргкомитет. Я не ждал, что нас будет встречать такая комиссия. Меня бы не удивила обычная церемония, принятая у людей высшего общества: вас приветствует дворецкий и почтительно ведет в библиотеку, где у камина, в котором потрескивают сосновые дрова, сидит генерал, попивая шотландский виски. Довольно глупое предположение, сознаюсь. Когда вы ожидаете возвращения дочери почти что с того света, вы не станете сидеть в библиотеке, прихлебывая виски. Конечно, если в вас есть что-то человеческое Шофер предупредил их — отсюда и комитет.
Среди них был и дворецкий. Он сошел с крыльца под проливной дождь, неся над собой огромный зонт. Он совсем не был похож на тех дворецких, которых мне довелось видеть. Пиджак тесно обтягивал его плечи и грудь — фасон, который был популярен среди гангстеров, связанных с незаконным провозом алкогольных напитков, и лицо его не только не рассеивало, а еще более подчеркивало это впечатление. Он выглядел как двоюродный брат Валентине телохранителя девушки в зале суда. А может быть, даже и как родной брат. У него даже и нос был переломлен, как и у того типа. Странный вкус у генерала при выборе дворецкого — особенно если учесть его выбор шофера. Но тем не менее, дворецкий был весьма учтив. Во всяком случае, его учтивости хватило до того мгновения, когда он увидел, кто сидит за рулем. Тогда он круто повернулся, обошел машину и проводил Мэри Рутвен на крыльцо, где она бросилась к отцу и обвила его шею руками. Про нас с Яблонским как будто позабыли. Мы промокли насквозь, но это, видимо, никого не беспокоило.
Тем временем девушка выпустила отца из объятий, и я смог как следует разглядеть его. Он был очень высок и в меру худощав. На нем был серебристо-белый полотняный костюм. Этот цвет прекрасно гармонировал с его сединой. Его длинное худое лицо наполовину скрыто пышными белыми усами и бородой. Он совсем не был похож на тех магнатов, которых мне приходилось встречать, но, имея 265 миллионов, он мог позволить себе быть похожим на того, на кого хотел. Он скорее напоминал судью из какого-нибудь южного штата — во всяком случае, именно таким он мне виделся в моем воображении, хотя в действительности таковым не был.
— Входите, джентльмены! — наконец сказал он вежливо.
Я не был уверен, относится ли это приглашение ко мне, но я все-таки присоединился к трем мужчинам, стоявшим на крыльце. Правда, у меня и выбора-то не было. Мало того, что «маузер» Яблонски был у меня за спиной, — у человека, который только что вышел из тьмы в освещенный круг, тоже был пистолет.
Мы прошли через просторный, освещенный люстрой и выложенный плитами холл в коридор, а из него — в большую комнату. Вот тут я оказался прав: это действительно была библиотека, в камине действительно трещали сосновые поленья, а легкий запах книг в кожаных переплетах приятно мешался с запахом шотландского виски и дорогих сигар, хотя никто из присутствующих не курил. Стены были наполовину отделаны полированным вязом. Кресла и канапе обтянуты темно-золотистой кожей, портьеры тоже золотистого оттенка. Весь пол покрыт огромным ковром бронзового цвета. И при достаточно сильном сквозняке ворс на нем, наверное, колыхался бы так же, как пшеничное поле на ветру. Ножки кресел были так погружены в этот ковер, что их почти не было видно.
— Шотландского, мистер..? — спросил генерал, обращаясь к Яблонски.
— Яблонски… Не возражаю, генерал. Все равно ведь приходится ждать.
— Чего ждать, мистер Яблонски? — У генерала Рутвена был спокойный, приятный голос, который он почти не повышал. Имея 265 миллионов, можно позволить себе говорить тихо — тебя все равно услышат.