Я не собираюсь говорить ей, что я спрашивала не об этом. Все и так странно.
"Нет никаких причин не делать этого, просто потому что несколько птичек решили навязаться", - говорит она. "Поэтому они заключают несколько сделок с людьми. Они не получат их всех".
"Тогда зачем я пошла в сад на крыше? Какой в этом был смысл?"
Ее выражение лица говорит о том, что я самый глупый человек на свете. "Сбор информации. Теперь мы знаем".
"Но я разговаривала только с одной птицей. Нет, с двумя".
"Ты была не единственной". Она тяжело вздохнула. "Ты действительно думала, что была?"
"Понятия не имею", - говорю я. "Никто мне ничего не говорит, и я здесь совсем одна".
"Справедливо". Она снова вздыхает. "Я бы предпочла отказаться от одиночки. Но это не мне решать".
Я хочу спросить, кто в Непрерывном Царстве Всего Сущего отвечает за эту область. Но в ответ я слышу: "А что такое Сопутствующее исполнение всех тесситур?"
На ее лице промелькнуло несколько мимолетных выражений - шок, замешательство, неверие, ужас, гнев. Я не знаю, собирается ли она ударить меня или ударить очень сильно. Затем она смеется. "Вот тут-то ты и появилась. Это ты, как человеческая раса".
"О, точно. Я же человек. Иногда я забываю". Как только слова вырвались изо рта, мне захотелось откусить себе язык. Не могу поверить своей наглости. Если она не призовет молнию или что-то в этом роде, я, наверное, застряну на месяц.
Но она не сердится, по крайней мере, пока. Мадам не сердится, а уже почти ночь. Я точно провалилась в кроличью нору. Внезапно она хватает меня за лицо и заставляет посмотреть на свет, умирающий над водой.
Бесчисленные маленькие темные тела взмывают вверх и соединяются в воздушный танец, который я считала невозможным в мире природы. Я наблюдаю, как они создают формы, перетекающие в фигуры, которые становятся символами, перетекающими в существа, перетекающими в силы, перетекающими в воплощения - воплощения...
А потом наступает другой день. Я стою с мадам на Брайтонском пирсе под пасмурным небом.
"Я хотела, чтобы ты это увидела", - говорит она.
Я вопросительно смотрю на нее.
"По многим причинам, и все их трудно сформулировать под таким углом. Чтобы показать тебе, что несколько попугаев не знают всего. Как ты думаешь, могут ли люди когда-либо быть способны на то, что ты только что видела, и при этом оставаться людьми?"
"Наверняка многие из них хотели бы попробовать", - говорю я.
Мадам снова смеется. "Не сомневаюсь. Посмотрим. Существует бесконечное множество вариантов, и не все они желанны, какими бы привлекательными они ни были". Она делает паузу, задумчиво глядя на меня. "Я действительно не люблю одиночество", - говорит она. "Но я должна признать, что иногда это лучший плохой выбор".
Она смотрит вниз, и я, проследив за ее взглядом, вижу у своих ног блестящее черное перо. Я тут же опускаюсь, чтобы взять его, но когда выпрямляюсь и разжимаю руку, ничего нет. Перо так и лежит на земле.
"Тебе нужно попробовать еще раз или ты поняла, о чем речь?"
Я отворачиваюсь и иду обратно на вокзал.
На iPad появилась новая электронная книга "Символы и знаки на протяжении всей истории". Звучит так, будто она должна быть намного интереснее, чем "Twitchers", но это не так.
Мне предстоит два дня ждать в Кингс-Кроссе до следующей работы, что дает мне достаточно времени, чтобы увидеть половину багажной тележки Гарри Поттера, торчащей из стены. А может, это и не его, а какого-нибудь безымянного колдуна или волшебника. Я не знаю, да это и неважно.
Раньше, в своей естественной жизни, я бы все равно охала и ахала. Магия - вау! Но здесь ничего подобного. Как я уже сказала, на самом деле это просто много работы. И она никогда не кончается, и выхода нет.
Наверное, поэтому ее и называют вечностью.
Испытание кислотой
ЛИВИЯ ЛЛЕВЕЛЛИН
. ...Кислотные тесты были не просто поводом погулять несколько часов и послушать игру The Dead за деньги. Нет, были люди, которые прошли тест, и люди, которые его не прошли. Мы пытались остановить грядущий конец света".
-Тимоти Лири
Кто-то обращается ко мне, или зовет меня, или окликает, я не могу определить из-за ситара и барабанного боя, но потом Сюзанна дает мне маленькую полоску бумаги, и я не знаю, я действительно не хочу этого делать, но музыка выкрикивает согласие, а я уже под кайфом, и кажется, что проще высунуть язык и позволить ему раствориться в тишине, чем кричать "спасибо, нет". В этот момент в комнате так много дыма от травы, гвоздики и гашиша, что мне уже мерещатся драконы в воздухе, огромные змеи, извивающиеся и пульсирующие на фоне расшитых бисером и бархатных штор, лошади с крыльями и прекрасные птицы с длинными крючковатыми клювами, чьи крылья задевают книжные шкафы, сбивая учебники и отправляя листы поэзии из луковой кожи парить в воздухе, как большие осенние листья; А может быть, это просто все завелись и танцуют, или стучат по полкам, задыхаясь от восторга по поводу Чомски, Серла, Лири и Маркузе. И театральные ребята говорят о Сартре и Годо, и группа очень странных ребят спорит на краю комнаты о Хайнлайне и Эллисоне, а самые красивые девушки, прижавшись к кровати, шепчутся о Мичиганских убийствах и о том, как все эти студентки, похожие на них, просто исчезли, растворились в широкой американской ночи, как исчезают красивые молодые парни в пустынных городах на юго-западе, точно так же, как исчезают широкоглазые первокурсники в каждом кампусе на Северо-Западе, от Юджина до старой доброй Виктории на острове Британия, а мне до всего этого нет никакого дела, потому что я учусь на педагога и никто не хочет говорить со мной о Монтессори и Вальдорфе, но я пытался ради красавицы Сюзанны, которая уже месяц умоляла меня прийти на одну из этих дурацких вечеринок в общежитии, и мне нечем было заняться сегодня вечером. И все равно там был парень, которого я видела, парень, который всегда тусуется по краям группы театральных актеров на спектаклях и вечеринках, никогда не разговаривает, а только наблюдает, как прекрасный хищник, высокий и худой, в самой шикарной одежде, с огромными карими глазами и иссиня-черными волосами, и я подумала, что, возможно, он аспирант, потому что он казался таким спокойным и невозмутимым, и он был выше всего этого, так что он, вероятно, не покажется, потому что это была настоящая любительская сцена, но я подумала, что он все равно может быть здесь, потому что это довольно большая вечеринка, и это конец осеннего семестра, и мало что еще происходит, и кроме того, после этих выходных все уезжают домой на зиму. Но его здесь нет, и никто здесь не такой уж симпатичный или загадочный, так что какого хрена, верно? Я промываю язык последним пивом и позволяю пустой банке выкатиться из руки на ковер и под стол. Никто не замечает. Я жду, что увижу, не знаю, танцующих скелетов, далекие калейдоскопы вселенных и цветов, странные мультяшные пейзажи с фиолетовыми пенисами, несущимися по дорогам из тростника, но все выглядят одинаково, просто кучка незнакомых мне студентов, которые подпевают под музыку и веселятся, и Сюзанне я надоедаю, как всегда, и она уходит в толпу поклонников, которые уже останавливаются на ее длинных светлых волосах цвета пляжа Малибу, идеальном лице куклы-киви и мягких коричневых сосках, выглядывающих из дырочек ее вязаного зеленого платья цвета морской пены, и и я понимаю, что мы не вернемся в общежитие вместе, не то чтобы должны были, потому что она всегда занимается своими делами, несмотря на то, что мы живем в одной комнате уже три месяца, и я встаю, и вечеринка словно переключается в фокус, а кровь снова приливает к моим покалывающим ногам, и я шатко пробираюсь сквозь толпу, и грохочущие басы, и завывающие ситары, и замшевую бахрому, и тибетские бусы на занавесках, бьющие меня по лицу, когда люди кружатся как вертушки, а потом я выхожу в коридор вместе с влюбленными, и борцами, и странниками, и больными. Все люди, которые не могут поместиться, которые не могут найти путь внутрь, и теперь, в очередной раз, я тоже одна из них.
И вот я проклинаю эти мысли в себе, пока бреду по коридору, испытывая дискомфорт, потому что он выглядит точно так же, как коридор моего общежития, и на один ужасающе долгий момент мне кажется, что это и есть мое общежитие, или, может быть, есть одно длинное общежитие, в котором мы все застряли и блуждаем в этом семестре, а я просто иду и иду вечно, не имея пути ни вперед, ни назад, Но вот я дохожу до конца и спускаюсь по лестнице мимо всех ребят, спотыкающихся о граффити или скребущихся по углам, и вот я на улице, воздух такой мятный и холодный, что почти обжигает легкие и кожу, темно-белый от снега, сверкающего по всему кампусу, и мягкое шипение хлопьев о мое горячее лицо, хлопья как звезды, звезды и вселенные, кружащиеся вокруг меня на слабом ветру. Я протягиваю руку и позволяю галактикам дрейфовать и оседать на моих онемевших пальцах, и из серой ночи пальцы касаются моих, длинные, гладкие и осенне-коричневые, и я слышу слова "Эй, девочка", когда его лицо выплывает из кристально-белого тумана звезд, снега и моего дыхания, и он стоит как статуя, орлиный нос, черные глаза и эта холодная сардоническая ухмылка. Кончики его пальцев гладкие и теплые, маленькие электрические цирковые разряды пробегают по ним в мои кости, вверх по рукам и закручиваются спиралью на шее, его дыхание растапливает лед на моих ресницах, когда он прижимается ко мне в темноте в своих тесных одеяниях, ткань сминается и застревает между нашими телами, когда его слова снова падают на мои горящие щеки: "Эй, девочка, эта вечеринка затянулась, в общежитии для выпускников происходит приватная сцена, давай я тебя туда отведу". И вот уже Сдвиг с большой буквы С, который я ощущаю в своем холеном теле: Я над собой, и за собой, и вокруг себя, как снег, как колючие звезды, молча наблюдаю, как он берет меня за руку, ведет по дорожке через лужайку и деревья, вглубь кампуса, проходя и выходя из луж света под высокими натриевыми лампами, мои длинные светлые волосы колышутся взад-вперед на фоне моего аква-синего пиджака, мои длинные худые ноги и круглые ягодицы видны на фоне бледной морской пены зеленого цвета моего вязаного платья, платья, которое всегда так хорошо смотрится на Сюзанне, и тут в моем сознании, глубоко в туманном океане звезд, сталкивающихся в моем мозгу, загорается бледный тусклый свет, и я понимаю, что Сюзанна вышла за мной на улицу, что каменный лис разговаривал с ней, смотрел на нее, он вообще меня не видел, и когда она говорит с ним, то говорит через меня, но я все равно иду за ними, ступая по ее и его следам, не оставляя следов, плывя и спотыкаясь на их пути, обрывки разговоров и смеха доносятся вместе с полуночным снегом. Куда, ты говоришь, мы идем, - слышу я ее мягкий красивый голос и представляю, как выглядит его лицо, когда он отвечает про тайное место в подвале общежития под названием "Пурпурная комната", и о, какое оно пурпурное, спелое, как виноград, лопающийся под лучами далекого солнца, эти длинные брови, изогнутые дугой под черной бахромой его шелковистых волос, он облизывает свои мраморные зубы и улыбается своей тонкогубой ухмылкой, а Сюзанна смеется и говорит: о, видишь, все говорили, что ты такой квадратный, но я знала, что в тебе всегда есть это, томный каменный лис, тайный сад, убийца возможностей, и он отвечает, и его ответ теряется во всех моих пирокластово-холодных и липких снах.