Мне кажется, она хочет дать мне пинка, слышу я его слова, когда они бредут по кампусу в причудливом кварцевом свете ночной снежной бури, а за ними я мелькаю в их ледяных следах, дрожа, когда теплые ленты дыма и кислотных реальностей отслаиваются от моего тела мерцающими полосками, оставляя за собой след с ароматом пачули. Моя прекрасная Сюзанна и человек, прекрасный юноша, каменный лис, хитрый соблазнительный хищник из моих тайных снов наяву, идут бок о бок по белым сугробам, руки пробегают по их спинам, их руки, покоящиеся на изгибах и впадинах, скользят под расстегнутой тканью, когда обрывки смеха и тайного бормотания затихают и гаснут под ветром, поднимаются вверх и ловятся в густых ветвях; И в конце концов, как я и знала, их длинные грациозные походки замедляются, они сближаются, конечности скрещиваются и сталкиваются, спотыкаясь, сходят с широкой дорожки кампуса в россыпь деревьев, где они останавливаются у широкого круглого основания вечнозеленого дерева, Сюзанна прижимается к коре, как к кусочку льда, а мужчина обнимает ее, словно само дерево смыкается вокруг ее бледного платья и кожи, Но потом он придвигает ее к себе, прислоняет спиной к дереву и упирает ноги в хрустящий жесткий слой снега, разматывает свой длинный шарф и спускает его между ног на красивые коленки Сюзанны, а ее руки, как белые голуби, порхают у его промежности, и я задерживаю дыхание, позволяя ему скапливаться в холодных подушках за моими дрожащими губами и утолщающимся языком. Натриевые лампы - тусклые серебряные диски, освещающие все и ничего, и галактики ярких снежинок порхают вокруг волос Сюзанны, как короны небесных роз, когда она вытаскивает его толстый член из-под латунных пуговиц, рядов строчек и аккуратных швов, упираясь пухлой темной головкой в свой красный, красный язык; И когда его холодное спокойствие тает от ее прикосновений, она проводит блестящими влажными губами вверх и вниз по стволу, двигая кожу вперед и назад одной рукой с бирюзовым кольцом, а другой зарывается в ткань, глубоко между его ног, куда-то вглубь, куда я не вижу, и его большие руки перемещаются по ее голове, обволакивая ее, как Венерина мухоловка. Вокруг них распускаются и взрываются крошечные цветы, яркие маленькие розы, тигровые лилии и орхидеи, осыпая облаками желтой пыльцы их волосы и конечности, пока их тела раскачиваются вперед-назад, и когда он кончает, она напрягается, и волны фиолетовых молний трещат по всему ее телу, оставляя за собой следы сияющего блеска, того самого блеска, который выливается из ее рта, когда его член скользит назад, того самого блеска, который капает и покрывает кончик; и блеск в воздухе вокруг нас, и я чувствую, как зимняя буря вздыхает и затихает, и трепетное тепло наполняет мои конечности, когда я вздрагиваю и припадаю к крепкому стволу щетинистого настоящего кедра, слабый запах смолы впивается в мои легкие, когда я отступаю в тень, а затем взлетаю вверх, вытаскивая руку из бордовых колготок в клетку, когда мои темные крылья расправляются в небесных объятиях Млечного Пути, и все это так прекрасно, и я чувствую вкус Бога на кончиках пальцев, слезы Бога, которые текут из первозданного центра мира между моими ногами, который является идеальным зеркалом этого священного овального пространства с чистым белым снегом и высокими деревьями, и всеми звездами, запутавшимися в пологом ветвей, которые склоняются над Сюзанной и над вульпиным мужчиной, склонившимся над ней, который чмокает ее в лицо, как мать целует ребенка, пока его конечности расходятся и разделяются на сотни пернатых отростков, которые сталкиваются и кружатся вокруг его острого костяного белого лица, который поднимает свои масляные черные немигающие глаза вверх, за ветви, к звездным воздушным рекам снега, пока его крылья бьют вниз снова и снова, как водопад черных бритв, пока она не рухнет к его ногам в бескостных складках кремовой кожи, который засовывает свой теперь уже бархатисто-мягкий член обратно за тонкие складки ткани, а затем связывает ее сверкающие ребра, бедра, фибулы и прекрасный гладкий череп в маленький курган, который ловит ветер, дующий в него, и издает его, как песню любовника, и он трещит своим шарфом в воздухе, как кнутом, и снова наматывает его себе на шею, поднимая ее безжизненную форму и продолжая спускаться по заснеженной тропе, неся ее, как разделанную зимнюю лису, в неумолимых клювовидных объятиях ночного хищника. Вокруг нас и за деревьями вырисовываются великие залы и соборы обучения, готические шпили и колокольни великой университетской церкви, арки из красного кирпича, мрамора и серого гранита, витражи, подмигивающие в тихой ночи, и есть только один набор шагов, по которым я должна идти, чтобы поставить свои собственные звездные ноги, шаги, которые теперь более глубокие, глубокие и усыпанные темными рубинами, как блестящие нити рубинов, стекающие с ее волос и кожи и усыпающие жесткую мокрую ткань ее платья из морской пены, которая падает мокрыми складками и тающими пунцовыми веерами вокруг них на снегу, пока он поворачивается на своем медленном пути, чтобы устремить на меня свои немигающие масляные глаза, даже когда он осторожно, ловкими пальцами, протискивает и обрабатывает мягкую червивую плоть моей бескостной соседки мимо этих рядов ярких зубов в свое постоянно расширяющееся горло, и даже когда я бегу, как испуганная зимняя мышь, я не могу не прислушиваться, пробираясь сквозь сугробы, не могу не слышать звучный успокаивающий звук его красивого хриплого голоса, который эхом отдается среди бесплодных деревьев, который рассказывает женщине в его глотке о великой и таинственной красоте Фиолетовой комнаты, которую она никогда не увидит, потому что была глупой и нетерпеливой сукой, которая начала слишком рано, но если Сюзанна и отвечает, то слишком глубоко внутри себя, чтобы сказать.