Мы с Пиппой прижимаемся друг к другу. Кошка молчит. Вороны вместе поднимаются в небо, и на траве остаются лишь пятна крови и клочья меха.
Позже я вспоминаю, что сороки оставили нам подарок - задание, которое заставило их забыть о своей долгой коллективной памяти о прошлых преследованиях со стороны егерей и фермеров.
Ключ, который они оставили на вороньем дворце, сияет, словно взывая ко мне. Металл такой холодный, что его больно держать в руках, как будто он только что из морозилки.
У меня возникает тошнотворное чувство, что я знаю, для чего он нужен. Он легко вставляется в висячий замок на стальной коробке, и я чувствую, как его зубцы защелкиваются, когда я поворачиваю его.
Все, что я знаю о маме, собрано из скудных воспоминаний. Меня трясет от предвкушения чего-то конкретного. Я открываю крышку. Здесь папа похоронил ее значимые останки.
В ней - случайный набор. Женские парадные часы. Пара сережек с жемчужинами. Шелковый узорчатый шарф. Пустой флакон из-под духов. Я открываю его, и затхлый аромат возвращает маму ко мне на фоне голубых цветов. Я протираю глаза. Я и забыла, что она всегда это носила. Там же лежит поздравительная открытка, подписанная "С большей любовью, Карен".
Что может быть больше, чем любовь?
Мы не были фотографирующейся семьей. Нет ни одного счастливого снимка, на котором были бы изображены мы с Пипом. В этой стопке фотографий мама и папа, когда они были молодыми, еще до нашего рождения. Я перебираю их. Мама и папа на пляже, на велосипедах, еще один в официальном платье. Их счастье раздражает. Почему они не могли сохранить его для нас?
Последним из коробки достаю носовой платок. Все, что в нем завязано, звякает, когда я его достаю. Это пара яиц. Они неестественно тяжелые, как будто сделаны из камня. И они теплые.
Я не могу устоять перед желанием вскрыть одно из них. Жидкость течет по моим пальцам. Я нюхаю ее. Свежий яичный белок.
Внутри свернулся калачиком младенец, похожий на плод, его нежные подошвы и пальцы ног, его гениталии. Он совершенен. Я не знаю, из чего он сделан. Что-то среднее между резиной и воском, цвета шпаклевки.
Я вскрываю вторую. Еще одна девушка. Эта другая. У нее огромные темные глаза, слишком широко расставленные, чтобы быть нормальными. На спине у нее редкие матовые перья. Ее ноги покрыты тусклой чешуей.
Я аккуратно заворачиваю пару, стараясь не прикасаться к ним, и кладу обратно в коробку.
Звонит мой телефон. Потом останавливается. Зазвонил снова. На нем ничего нет. Я отвечаю.
"Крис". Я стараюсь не показаться раздраженной.
"Как дела?"
" Занята. Ты же знаешь".
"Нет, не знаю. Расскажи мне".
"Нужно разобраться с делами. Папа и моя сестра".
"У тебя есть сестра? Как ее зовут?"
"Филлипа. Мы зовем ее Пиппой".
"И какая она?"
Пиппа? Она любит птиц, меня, бирюзовый цвет, шоколад, привычный распорядок дня, подарки от ворон, солнечный свет. Она расстраивается, когда ее не могут понять. У нее орехово-карие глаза и экзема.
"У нее церебральный паралич. Мой папа заботился о ней".
"Я встречусь с ней на похоронах?"
Я уже собираюсь сказать: "Конечно, она будет на похоронах", но тут понимаю, что Крис предполагает, что он приглашен.
"Почему ты хочешь прийти? Ты же никогда с ним не встречался".
"Не ради него, ради тебя. Скажи мне свой адрес".
"Ты мне здесь не нужен".
Я не понимаю. Это похоже на спор, полный невысказанного багажа, о котором я даже не подозревала.
"Джули, что мы делаем?"
Его тон вызывает у меня тревогу.
"Ты должна знать, что я..." Не говори этого. Не говори, что я люблю тебя. Он замялся: "Ты должна знать, как сильно я забочусь о тебе".
Меня тошнит. Я думала, мы похожи. Мне просто повезло найти мужчину, который влюбился в единственную женщину, которая за ним не бегает.
"Я не говорю о браке или детях".
Дети. При всей беззаботности моих привязанностей у нас никогда не было детей.
"Я с самого начала сказала тебе, что я не такая, как другие люди. Ты обещал, что полностью меня понимаешь".
"Между нами есть нечто большее, чем просто секс".
Не могу поверить, что он это делает.
"Неужели ты не понимаешь?" Я должна злиться, но внутри меня застывает столб холода. "Больше ничего нет. Я не сломалась, и ты не сможешь меня исправить. Я не люблю тебя, потому что не могу никого любить".
"Джули, пожалуйста..."
Я вешаю трубку и сохраняю его номер.
В доме никогда не было столько людей. Мне это не нравится. Я хотела, чтобы в доме были только мы, но Эльза так упиралась, что я сдалась. Теперь я жалею, что не сделала этого.
Я забыла взять с собой черное платье, поэтому пришлось в спешке его купить. Я взяла с собой Пиппу - в ее гардеробе тоже не нашлось ничего подходящего. Продавщица пристально смотрела на нее, пока она трогала дорогие шелка. Тон женщины изменился, когда стало ясно, что мне не нужно смотреть на ценники.
Я выбрала аккуратное черное платье для себя и черную тунику, леггинсы и ботинки по щиколотку для Пиппы. Поддавшись импульсу, я отвела ее в салон, чтобы покрасить и уложить волосы. Она оказалась более терпеливой, чем я ожидала. Ей понравилось находиться в новом месте. Больше всего мне понравилась улыбка Пиппы, когда шампунь втирали в кожу головы.
Это был хороший день.
А сегодня - нет. Когда мы вышли к похоронной машине, Эльза сказала: "Посмотрите на вас двоих. Пиппа, ты выглядишь такой взрослой. И Джули, замечательно. Черный цвет идет тебе больше, чем любой другой. Ты должна носить его чаще".
Горе портит людей.
Входят скорбящие, складывая зонтики, как крылья, и капают дождем на паркетный пол.
"Эльза, кто-нибудь из соседей придет?"
"Боже, нет. Все, кого вы знаете, умерли или переехали".
Я не знаю здешних людей. Некоторые, видимо, работали с папой, другие знали его по детскому центру Пиппы или через Эльзу. Все они приветствуют ее, как будто она давно потерянная семья.
Неприятно, что они выстраиваются в очередь, чтобы поговорить со мной, - это больше подходит для свадьбы, чем для похорон.
Первый - высокий, широкий мужчина, одетый в блестящий строгий костюм и подворотнички. Одежда Спива, но он мягкий, даже отеческий. Он берет меня за руку и смотрит прямо в глаза, что-то ища.
"Меня зовут Чарли".
"Спасибо, что пришли".
"Я очень рад познакомиться с тобой, моя дорогая. Вы так прекрасны, как я и предполагал. Как я понимаю, вы еще и интеллигентная леди". Затем, словно вспомнив, зачем мы здесь, он говорит: "Я сожалею о вашей потере".
Следующей идет пара пожилых дам. Они близнецы. У обеих одинаковые прически, подстриженные в форме чаши спереди, крючковатые носы и вдовьи горбы, обозначающие их одинаково разрушающиеся позвоночники.
"У вас есть дети?" - спрашивает первая, и это не то, чего я ожидала.
Вторая оглядывается и подталкивает сестру. За ними следует пара, которая называет себя Артуром и Меган. Сначала я думаю, что это брат и сестра, настолько они похожи, но то, как он крутится вокруг нее, говорит о том, что их отношения более чем семейные. Ее рука в гипсе.
"Откуда вы знаете папу?"
"Через моего отца". Мужчина взмахивает рукой в неопределенном жесте, который, как ему кажется, все объясняет.
Следом идут молодые люди, на несколько лет моложе меня. Все они одеты в дизайнерские костюмы. Каждый из них поражает по-своему. Они стоят рядом со мной, представляясь. Один даже целует мне руку. Последний заинтересовал меня больше всех. Он не самый высокий и не самый красивый, но мне нравится его спокойная уверенность и живое лицо. Когда он произносит мое имя, в его голосе звучит тоска. Улыбнуться ему кажется слабостью, поэтому я киваю.
"Меня зовут Эш".
"Эш". Это слово вызывает у меня желание.
Женщина придвигает его к себе.
"Я Розали".
У нее есть манера владеть собой, которая присуща только некоторым жестким, красивым женщинам. Ее ногти накрашены черным. Лак как стекло. Она смотрит на меня сверху вниз, когда проходит мимо.
Я потягиваю свой напиток, пока все больше людей представляются, а затем отправляются опустошать буфет и ящики с вином. Я стараюсь не смотреть на каждое движение Эша. Это прекрасная агония. Я закрываю глаза, танин в красном вине сжимает внутреннюю поверхность моего рта.