Что же касалось «заводских», то с ними, как и с другими представителями криминальных кругов, в народе связывали понятие «мафия». Им приписывали небывалые возможности и огромные связи. Говорили, что сам губернатор чуть ли не обязан своим выборам деньгам именно «заводских». И при проблемах обращались чаще именно к ним, чем в прокуратуру или милицию. Виктор частенько вспоминал случай, о котором ему рассказывал Большой. У того был товарищ, который раньше учился и был в одном стройотряде с местными кавээнщиками. Была у них традиция – собираться каждый год 9 мая и бухать. И вот однажды жена этого друга, глядя на часы, решила набрать муженька – не нажрался ли дорогой, доберется ли в такое темное время сам домой? Трубку поднял один из наиболее трезвых кавээнщиков, некто Рыбкин. Он поздоровался с женой товарища, а сам решил подшутить. Но в этот момент в его пьяном мозгу нормальные шутки не родились, родилась ненормальная. Он сказал бедной девушке, что ее мужа забрали «заводские», и он у них в подвале, за долги, и все такое. После чего положил трубку, разбудил спящего мужа и рассказал ему о случившемся, надеясь посмеяться вместе. Муж шутку не оценил, послал Рыбкина на три буквы, поймал такси и поехал домой. Тем временем бедная девушка не могла найти себе места. Трубку мужа больше никто не брал, в голове было сто вопросов, от волнения она чуть не сходила с ума. Что-то в памяти все же подсказало ей позвонить Большову. Дальнейшее можно бы описать так: Рыбкина от серьезных проблем спасло только то, что, за момент от звонка Гере до приезда мужа и повторного звонка тому же Гере, Большой не успел в праздничный день ни до кого дозвониться. Иначе, при раскрутке всей цепочки, уже сам Рыбкин рисковал посидеть в каком-нибудь подвале и совсем не в добром здравии, не говоря о возможных долгах за «тухлый базар» о серьезных людях и причинение им неудобств в такой великий праздник.
Сам Виктор старался держаться подальше от криминальных знакомых. Лучше пусть будут менты, комитетчики, прокуроры – с ними всегда можно попробовать договориться. Да и не вечно они на своих должностях. Был на должности в органах – стал адвокатом, в той же консультации у Каримова все такие. Меняются люди.
В смене у Виктора было все идеально. Сеновалова своими последними решениями по ротации состава сделала так, что во второй смене разом оказалась почти вся сосновская «рать», работающая на «пассажирке» – Гордеев, Насонов, Дубинкин и Коробков. Не хватало только одного, самого новенького – Сани Седова, по прозвищу «Курсант», острого на язык любителя киношных цитат. Впрочем, Виктор его не так хорошо знал, как остальных земляков, и Седов набирался ума и опыта в смене у Мосина. Так что земляческого общения было предостаточно. К тому же все, кроме Виктора, ездили на работу то на насоновской машине, то на машине Дубинкина, постоянно прикалываясь над прижимистостью Коробкова. Впрочем, тот не оставался в долгу, подшучивая над «купечеством».
Сергей Дубинкин и в таможне не мог отказаться от роли ловеласа, во всех сменах, где работал, у него были «герлз», вот и во второй смене он нашел себе жертву и всячески ее домогался. В роли жертвы выступала молоденькая Лиза с перевозок, девушка симпатичная, но с ярко выраженным, как сказал Насон, недостатком а-ля Наташа Ростова из анекдотов – у нее вообще не было видно груди. При этом все знали, что за границами порта у Лизы есть какой-то жених. Впрочем, как истинного гусара (хоть лысого и без усов), Дубинкина это не останавливало. Он окружал Лизу облаками комплиментов и тучами объятий, отчего Лиза млела и краснела, все вокруг откровенно ржали, но – бастион все никак не был взят.