– Ты понимаешь, какой пидрила? Я же на слово ему поверил! Я журналистам отбой дал – не стал рассказывать после суда про все его гнилые дела. Хотя пообещал. Я к Птичникову ходил, все объяснял, и тот меня попросил забрать все заявы из суда и из прокуратуры, потому как Маслов дал ему слово все забыть. Это Птичников сказал, начальник управления, не хрен с горы! Я все забрал, шум не стал поднимать, свое слово сдержал. Армяне мне за него пообещали. К другу его ходил в «городняк». И ты смотри, что он, дырявый, делает! В тихую, как будто никто не узнает!
– А ты где эту бумагу взял? – спросил Гордеев.
Гера внимательно на него посмотрел.
– В прокуратуре, в транспортной, есть там крюк, – как бы нехотя сказал он.
– А в «садик» зачем ездил?
– Сначала по журналу пробил, по исходящим. А потом к Маслову пошел. Не ожидала падла! Я его спрашиваю – это что такое? Он аж побелел, я думал – кеды сдвинет, но нет, ожил, скотина! Всех ведь подставил! Или все в курсе? Но тогда пусть поберегутся…
– И что теперь? – Виктору было действительно интересно.
– Ну, отстранят меня точно, пойду тумбу полировать. Уволят в апреле, как контракт закончится. А до того времени я им устрою сладкую жизнь. Они мне за все ответят!
– Ладно, успокойся, – попробовал утешить его Гордеев, – может, решат чего еще наверху…
– Витя, у меня отец сильно болеет, – Гера посмотрел ему прямо в глаза. – Я сейчас должен ему помогать, деньги в лечение вкладывать, а не с этим козлом заднеприводным бороться. Тачку кое-как продал, с деньгами вообще напряг. Если отец умрет – я такого этому уроду никогда не забуду.
Через час приехал Трунов. Он ознакомил Гордеева с приказом начальника таможни о переводе Большова на должность охранника в «профилакторий» на основании требования прокуратуры.
– Где он? – Трунов был решительно настроен. – Совсем уже обнаглел. Надо на место поставить.
«Ну-ну, – подумал Виктор. – Как бы наоборот не вышло».
Через пятнадцать минут Трунов зашел обратно в кабинет. Вид у него был ошеломленный.
– Он что у вас, бессмертный?
– А зачем ты у меня об этом спрашиваешь? – Гордееву совсем не было жалко «варяга».
– Ты знаешь, что он мне сказал? Не лезь, говорит, мальчик, в наши с Масловым разборки, целее будешь. А когда я на него наехал, он пригрозил мне тем, что сейчас же найдет в зале аэропорта абрека, который при свидетелях укажет, что я у него деньги вымогал. Вообще обнаглел, да?
«Наехал на Геру?» Уже смешно.
– Найдет, – подтвердил Виктор. – Можешь, конечно, влезть. И попробовать еще раз… хм… наехать.
Трунов подпер подбородок. «Что, дружок, – подумал Гордеев, – думал, здесь маслом намазано?»
Геру перевели со следующего дня. Теперь он ходил в смену как охранник, сидел на вахте в «профилактории», трындел с местными таможенниками и решал кроссворды. При этом по сути работы он должен был встречать вставанием каждого руководителя, но Медведеву и Христенко, которые занимали кабинеты в этом здании таможни, подобное было не нужно, хотя Большов никогда не позволял разговаривать с ними сидя из простого уважения. Когда же сюда приходил Маслов, Гера просто делал вид, что не замечает его. Тому же оставалось это только терпеть.
Встречались они теперь не только в таможне. Большов подал в суд по поводу защиты чести и достоинства, ибо никто не может признать преступником человека, кроме как суд, а Маслов в своей бумаге обвинил Большова весьма конкретно. На суд Гера пригласил журналиста, который с разрешения судьи записывал все на диктофон. Большов не сильно надеялся на выигрыш, да он бы ему ничего и не дал, ведь с увольнением это никак бы не было связано. Так и оказалось – судья в целом оценила неверность суждения о Большове, но в связи с минимумом гласности данного эпизода иск не был удовлетворен. Зато был удовлетворен сам Большов.
– Вы бы видели, – рассказывал он позже таможенникам в «профилактории», – как начал дергаться Маслов, когда его стали спрашивать про эту бумагу. Лизунов, бедняга, еле его успокоил…
Маслов же не удовлетворился словами Большова в суде, что его «телега» в прокуратуру была Герой там же и получена. Он почему-то был уверен, что Большому кто-то помогал внутри управления, скорее всего – в кадрах или службе документооборота. Поэтому Маслов устроил целое расследование по этому поводу. В итоге строгий выговор впаяли начальнице канцелярии Георгиевой, увядающей уже даме по прозвищу Георгиня, которая в свою очередь обвинила Большова в воровстве документа чуть ли не из ее сейфа. Как это могло случиться на практике – Георгиню не волновало, и она с полгода жаловалась всем на судьбу и подлецов, которые встречаются в жизни.