– Неплохо, да?
Я вздрагиваю от женского голоса и осознаю, что женщина на соседней дорожке – уже снизившая скорость до ходьбы – поймала меня на том, что я пялюсь на Мейсона.
Я возвращаюсь из того мира, в котором вдруг очутилась, и отвечаю:
– Пожалуй. Если, конечно, вам такое нравится.
– Милая, а кому такое не нравится? – Ее задумчивый взгляд пронзает меня в зеркале. – Ну только если ты не лесбиянка. Я знаю, что это сейчас модно среди молодежи. Я спокойно к этому отношусь. Вообще-то моя племянница – лесбиянка. – Женщина улыбается: – Кстати, она примерно твоего возраста…
– Нет, мэм, я не лесбиянка, – прерываю я ее. Почему меня все время об этом спрашивают? – Просто он меня не интересует, только и всего.
– Ой, как жаль, – говорит она. – Молодой мистер Лоуренс – отличный парень. И весьма хороший футболист в придачу. – Она вытирает лоб полотенцем. – Он всегда такой сосредоточенный. Я много раз видела его на беговой дорожке, но ни разу не видела, чтобы он вытащил из ушей наушники. – Она подмигивает мне. – До сегодняшнего дня.
– Он друг семьи, – объясняю я.
Она с улыбкой кивает:
– Понятно. Тогда это все объясняет. Ну, хорошей тебе пробежки.
– Спасибо.
Я наблюдаю в зеркале за тем, как она проходит мимо Мейсона, который теперь разговаривает с Трик. Мейсон встречает мой взгляд и улыбается. Я тут же возвращаю взгляд на экран телевизора и листаю каналы, пока снова не нахожу программу про средневековые замки.
Пробежав пять километров, я направляюсь к раздевалке, но обнаруживаю, что Мейсон все еще беседует с Трик. Я пытаюсь прокрасться мимо них, но они стоят прямо у меня на пути. Мейсон протягивает мне свою бутылку с водой:
– Кажется, тебе сейчас не повредит.
Я брезгливо смотрю на бутылку:
– У меня есть своя вода. Спасибо.
– Как скажешь. – Он допивает воду и выбрасывает бутылку в ближайшую урну. – Так что, ты правда считаешь, что победишь меня в марафоне?
Я бросаю взгляд на Трик, которая с интересом следит за нашим разговором. Она широко раскрывает глаза и кивает, что прибавляет мне большую дозу уверенности.
– Ага. Думаю, смогу.
– Хочешь заключить дружеское пари? – предлагает Мейсон.
По сравнению с моим скромным банковским счетом, его счет, скорее всего, выглядит баснословным. Я качаю головой:
– Нет уж.
– Ой, да ладно! – Он пихает меня своим потным локтем, и внутри у меня происходит нечто странное. – Если ты так уверена, что выиграешь, то какая тебе разница?
– Разве ты еще недостаточно богат, Мейсон? Не понимаю, зачем тебе выигрывать у меня пятьдесят баксов – что, кстати, пожалуй, больше, чем я могу себе позволить.
– Я говорю не про деньги, Пайпер. К деньгам я отношусь очень серьезно. Я говорю про свидание.
Он смотрит на Трик и подмигивает ей, потом снова возвращает внимание на меня.
– Если я выиграю, ты пойдешь со мной на свидание.
Уверенность покидает меня, и я, кажется, бледнею. Я стараюсь быстро прийти в себя.
– Я думала, ты не ходишь на свидания.
– Верно. Тем сильнее стимул меня победить.
Я изо всех сил стараюсь сохранять хладнокровие.
– Свидание с тобой – не награда, Мейсон.
Я ни за что не пойду с ним на свидание. Да и ни с кем другим, если уж на то пошло.
– Но раз уж мы об этом заговорили, что получу я, если выиграю?
Мейсон смеется над моим выпадом:
– А чего ты хочешь?
Пока он ждет ответа, на его лице появляется умопомрачительная улыбка.
Не могу поверить, что я вообще об этом раздумываю. Я не настолько глупа, чтобы заключать пари с мужчиной. Но – черт побери! – я ужасно хочу его победить. Я хочу стереть с его лица эту эгоистичную самоуверенную ухмылку. Я смотрю на Трик. Она улыбается, поднимает вверх пальцы обеих рук и молча произносит одними губами: «Десять минут».
Набравшись смелости от поддержки Трик, я выдыхаю и соглашаюсь:
– Ладно. Только можно я чуть позже отвечу, чего я хочу?
– Я тебе вот что скажу, Принцесса. Тебе необязательно выбирать свою награду сейчас. Это совершенно не важно, потому что у тебя нет ни малейшего шанса выиграть, но если ты вдруг выиграешь – ты получишь все, что захочешь. Что угодно.
Я закатываю глаза от слов этого самовлюбленного засранца. Как будто он действительно может дать мне то, чего я хочу. Как это типично для мужчин – думать, что они могут прибежать и всех спасти.