На рейде пароходы, как слепые щенки, окунали свои носы в волны. Семенов об этом догадывался, видел же он только их желтые фонари, дававшие столько же света, сколько тлеющий фитиль.
Семенов вернулся в город. На перекрестке улиц, где ветер устраивал гигантские водовороты из брызг и листьев, он услышал пронзительный крик. Так кричат подстреленные кролики и дети, попавшие под трамвай. Что-то темное лежало у дерева.
Семенов нагнулся и узнал Ван-Тедена. Голландец как бы спал на животе, его крахмальный воротничок поднялся на голову и сжимал ее, как наушники телефонистки. Между воротничком и сорочкой в затылке торчала рукоятка кухонного ножа. Ван-Теден был мертв.
- Убийство! - крикнул Семенов, вытирая руки о полы пиджака, но никто не отозвался.
Шторм гремел водопадом, в домах не было огней, и убийство казалось совершенно естественным в эту ночь гибели Флиссингена. Крик повторился, но уже дальше, и Семенов узнал голос сумасшедшей Христины.
Буря длилась двое суток. Семенов провел их на пароходе в тесноте и неуюте. Из всех щелей дуло. Над мачтами неслось грязное небо. Зеленая вода в гавани, скомканная ветром, и селедочный цвет дня нагоняли тоску. По словам Лобачева, это была настоящая "зеленая тоска", от нее выцветали глаза и теснило дыхание.
На третий день шторм стих. "Большевик" готовился уходить из Флиссингена. Семенов последний раз пошел в кофейню. Из-за прозрачных облаков солнце светило, будто громадный матовый шар. К полудню туман накрыл город тишиной и теплом.
В кофейне сидел сонный хозяин с красными от усталости веками и сухой еврей - старичок в очках. Старичок оказался бывшим шлифовальщиком линз из Амстердама. Он жил у сына во Флиссингене. Отхлебывая кофе маленькими глотками, он философствовал. Очевидно, власть Спинозы - шлифовальщика оптических стекол - еще не выветрилась из умов амстердамцев.
Говорили об убийстве Ван-Тедена и о том, что, слава богу, море не прорвало валы.
Ван-Тедена убила Христина. Старичок рассказал Семенову историю ее сумасшествия, но Семенов понял едва половину.
Рассказ старичка выглядел примерно так:
У нее был муж - рыбак. Его звали "барышней", потому, что он был очень стеснительный. Он сдавал улов Ван-Тедену. Потом родился сын - такой же робкий мальчик. Его всегда обижали чужие дети. Он ходил за ними следом и смотрел издали, как они играют. Одна Христина в их доме была шумна и жизнерадостна. Она одна смеялась.
- Угу! - подтвердил хозяин, засыпая за стойкой.
- Война и для Голландии была тяжелым бременем. Рыбаки опасались уходить далеко в море. Уловы пали. Вместо селедки пошла в ход сардинка. Селедки не было. Па-де-Кале перегородили сетями, чтобы ловить подводные лодки. Рыба не любит новшеств на своем пути, потому она и ушла от здешнего берега.
- Совершенно верно, - пробормотал хозяин, просыпаясь. - Не дать ли вам чего-нибудь покрепче, чем кофе?
Взяли абсент - чуть желтоватый в чистых блестящих стаканах. У старичка на глазах навернулись мутные слезы.
- Вот видите, - сказал он и задумался, рассматривая свою серую ладонь. - Вот видите, к чему это привело - к нищете.
Сети, кроме воды, ничего не приносили. Барки возвращались в порт, как похоронное шествие. Что оставалось делать, как не брать авансы в счет будущих милостей господа бога. И рыбак"
брали, пока Ван-Теден их давал.
- По-разному, - добавил хозяин.
- Да, Петер, по-разному. У кого были сети получше и барка покрепче, тем он давал больше. Жизнь человека зависела от прочности снастей. У мужа Христины сети были старые, пароход порвал их, заблудившись у берега, а барка его была тяжела на ходу. И Ван-Теден почти не давал ему денег вперед. Вы ведь из России, и у вас, говорят, очень страшные зимы. Здесь зима тоже невеселая. Правда, морозов нет, но сырости больше, чем надо. Зимой вы можете весь день вытирать руки полотенцем, и все равно они будут красные и сырые. Дом надо хорошо протапливать. У Христины не было дров, и, конечно, у мужа начался ревматизм, а мальчик схватил воспаление легких. Муж Христины пошел к Ван-Тедену за авансом (как он говорил, за последним авансом!), но Ван-Теден отказал ему.
- Иди в попечительство для бедных, если ты не можешь поймать рыбы даже на флорин в неделю.
- Да, он так сказал, и он был прав, - промолвил хозяин.
- Тогда Христина начала очень ссориться с мужем. Она даже выгоняла его на улицу. Она требовала, чтобы он шел в море, а когда он брел к своей барке, она бежала за ним и возвращала домой: выходить в море было совершенно бесполезно.
Бывает безденежье, когда нет спичек, чтобы зажечь очаг. У людей мутится в голове при мысли об одном флорине. Им хочется уснуть, спрятаться, остаться одним. Они идут занять денег к соседу, красные, как кирпич, но не решаются попросить, заранее зная, что им откажут, и вместо этого говорят о военных новостях и других глупостях. Человек теряет веру в себя. А жена дома ждет с минуты на минуту, потому что ребенку надо купить поесть. Проходит час, два, человек томится, не решается попросить и не решается уйти. А дома - холод, полное отчаяние и мальчик просит молока. Правда, доктор давал им немного денег, но их хватало только на вчерашний черствый хлеб. Вы понимаете, каждый день человека уже с самого рассвета встречает мысль: если сегодня я не достану денег, то завтра - смерть.
Вот так было с мужем Христины. Мальчику становилось все хуже. Тогда муж Христины ушел украдкой из дома и вышел один в море. Не думаю, чтобы он пошел за рыбой. Он ушел, чтобы хотя три часа не видеть слез Христины и не слышать, как хрипло дышит сын.
- Это было в тысяча девятьсот шестнадцатом году, в декабре, - добавил хозяин.
- Да. Это было в декабре. Если ты помнишь, Петер, к вечеру сорвался шторм, и все мы бросились на валы. Одна Христина не пришла. В ее доме было темно и тихо. Конечно, он не вернулся, - в ту ночь сорвало с якорей даже плавучие маяки, а один из них потонул. Христина не выходила два дня. Соседки поняли, что случилось несчастье. Они вошли в дом и застали ее с мальчиком. Она лежала и отогревала его, а он уже совсем умирал.
- Почему ты не пришла к нам за хлебом и огнем? - спросили соседки.
- А вдруг бы он умер один, пока я ходила бы к вам, - ответила Христина. - Ему одному так страшно умирать, он не отпускает меня.
Тогда мы поняли, что она сошла с ума. Мальчик умер в тот же день, муж утонул или утопил себя в море - не знаю, а она сошла с ума. Не дай бог никому такого конца!
- Нельзя сумасшедших, даже таких тихих, как Христина, оставлять на свободе, - сонно сказал хозяин. - Этот шторм напомнил ей прошлое, и она убила невинного человека.
- Да... да... невинного, - пробормотал шлифовальщик. - Невинного, как ягненок. Ты прав, Петер.
Густой и протяжный гудок задрожал над городом. Семенов поднял голову и прислушался, - это гудел "Большевик". Он попрощался и пошел на набережную.
"Большевик" отвалил через час. Над островом моросила осень. Пестрые дома почернели. В церкви невесело, по-старчески, звонили колокола. Там шло отпевание Ван-Тедена, и Семенов подумал: "Как этот город, когда-то столь населенный, сделался таким пустынным в наши дни?"
1929
ПАУСТОВСКИЙ Константин Георгиевич (1892 - 1968). Черные сети.
Впервые опубликован в журнале "Борьба миров", 1930, Л° 1. Печатается по изданию: Паустовский К. Собр. соч. в 8-ми т.. т. 6. М.. Художественная литература, 1969.