— Не надо…
— Не прикасаться к тебе? Трахать тебя? Не заставлять тебя кончать так сильно, что твой недомуж услышит, как ты выкрикиваешь мое имя? Потому что ты будешь кричать, Наоми. Громко.
— Нет… — слово сдавленное, почти неразборчивое.
Я щипаю, затем скручиваю ее сосок с той же силой, которая бурлит в моих венах с тех пор, как она вошла в дом моих родных.
Или, может быть, с тех пор, как она вернулась после того, как была невидимой в течение многих лет.
— Нет… Себастьян… нет…
— Ты знаешь, как сильно меня заводит это слово, Наоми. Так вот почему ты говоришь это после того, как весь вечер строила мне глазки типа ”трахни меня"?
— Я… не делала этого.
— Да, ты это сделала, моя шлюшка. Ты наблюдала за мной, когда была на руке своего мужа, вероятно, фантазируя о том, как я разорву твою тугую пизду и трахну ее как следует. Должен ли я взять тебя на полу, как грязную шлюху? Или, может быть, я сделаю это на улице, прислонившись к одному из деревьев, и устрою всем представление. Включая твоего гребаного мужа.
У нее вырывается низкий стон, и я понятия не имею, из-за моих слов или из-за того, как я безжалостно мучаю ее соски.
Мне в любом случае все равно.
Потому что я сейчас близок к тому, чтобы сойти с ума.
Превращение в моего зверя может быть лучшим вариантом, но я задерживаюсь на этой фазе между жалким человеком и бесчувственным монстром.
Я прикусываю раковину ее уха, заставляя ее вскрикнуть.
Этот звук наполняет меня потребностью в большем.
Больше насилия.
Больше плотского желания.
Больше ее вкуса.
Вкус, который я не смог забыть, несмотря на все попытки. Вкус, который стал моим афродизиаком и моим гребаным криптонитом.
Я облизываю мочку ее уха, затем снова прикусываю, прежде чем прошептать: — Я начну с того, что прижму тебя к стене.
Ее тело обмякает, каждый раз, когда она удивляется или не находит слов.
Я отпускаю ее сосок, продолжая крепко сжимать ее шею. Затем я задираю ее платье до талии и стягиваю трусики так, что они обвиваются вокруг ее лодыжек.
Ее визг эхом разносится в воздухе, смешиваясь с тихой болтовней и музыкой, играющей снаружи.
Я засовываю два пальца в ее тугое влагалище и визжу, когда ее возбуждение тут же поглощает их. Я добавляю третий и вгоняю их все три внутрь нее, шлепая тыльной стороной ладони по ее набухшему клитору.
Наоми всхлипывает, ее голова откидывается назад, а тело еще сильнее сжимается вокруг моего.
— Оставайся на месте.
— Это… больно… — стонет она.
— Не искушай меня добавить еще один.
— Это действительно больно… Боже… это больно…
— Так и должно быть.
— Себастьян…
— Не произноси мое гребаное имя таким тоном.
— Себастьян… пожалуйста…
— Пожалуйста, что? Еще?
— Пожалуйста…
— Ты любишь, когда тебе больно, не так ли, моя маленькая грязная шлюха?
Она поджимает губы, даже когда ее возбуждение эхом разносится в воздухе с каждым моим диким толчком.
Ее крошечное тело содрогается от удара, а ее стоны становятся хриплыми и глубокими. Я понятия не имею, испытывает ли она удовольствие или боль.
— Скажи это, Наоми. Скажи, что любишь, когда тебе больно.
— Нет…
Я выхожу из нее на одном дыхании, срывая шумный протест с ее губ. Она не двигается даже после того, как я полностью отпускаю ее, оставаясь в таком положении, ее ноги слегка раздвинуты, губы приоткрыты.
Мне требуется мгновение, чтобы расстегнуть ремень, опустить молнию на штанах и освободить свой набухший член.
Капля предэякулята стекает по моей руке, когда я прижимаю ее к стене и раздвигаю ее бедра.
Она вскрикивает, но раскрывает их как можно дальше, обмотав трусики вокруг лодыжек.
Я скольжу своим членом по ее чувствительным складочкам, кряхтя, когда ее соки покрывают меня, притягивая и приглашая пройти весь путь внутрь.
— Скажи, что тебе нравится, когда я причиняю тебе боль, Наоми. Скажи, что ты любишь жало боли и извращенную чудовищность всего этого.
— О, Боже…
— Это не те слова, о которых я просил. Попробуй еще раз.
Она двигает бедрами, когда я короную ее отверстие. Оно поглощает меня, так что я буду трахать его и Наоми, пока ни один из нас не сможет пошевелиться.
И как бы сильно ни хотел мой член, я отказываю ему и себе в удовольствии.
Это может быть связано с сексом, но также и с тем, чтобы доказать ей свою точку зрения.
И меня.
Поэтому я выскальзываю и вместо этого тру свой член о ее складки. — Чувствуешь это, моя шлюха? Это твоя жадная пизда заманивает меня, чтобы разорвать ее и трахать всю ночь напролет.
— Себастьян… — звук моего имени разрывается между разочарованием и мольбой.
— Скажи эти слова, Наоми, или я оставлю тебя неудовлетворенной и страдающей.
— Пожалуйста…
— Я не просил тебя умолять.
— Пожалуйста… пожалуйста…
— Перестань умолять меня и признай это, Наоми. Признайся, что ты любишь боль.
— Я знаю.
— Я этого не слышал. Говори громче.
— Я хочу, — всхлипывает она. — Я люблю эту боль. Я люблю, когда ты выбиваешь из меня волю и заставляешь меня задыхатьс
я от твоей силы, так что, пожалуйста… пожалуйста… Себастьян. Не мучай меня больше.
— Может быть, я в настроении. Может быть, я планирую держать тебя на грани всю ночь, а потом оставить в бессмысленном беспорядке, неспособной освободиться. Ты будешь теребить свою тугую киску в память обо мне всю ночь напролет, но ты не получишь удовлетворения, в котором нуждается твое тело.
— Нет… пожалуйста.
Я провожу своим членом по ее манящим складочкам, вниз к ее отверстию, а затем вверх к ее клитору. Но я не даю ей достаточно трения, чтобы кончить, и хотя это колеблется из-за того, как сильно я хочу владеть ею всю ночь, я сохраняю свой контроль.
Но потребность мучить ее пульсирует во мне волнами. Я хочу, чтобы она продолжала цепляться за мысль обо мне, о нас, даже если это означает, что я тоже буду мучить себя.
— Может быть, я в настроении никогда больше не давать тебе свой член.
Вверх.
Вниз.
Вверх.
Вниз.
— Может быть, я заставлю тебя умолять об этом, а потом откажу тебе в удовольствии.
Вверх.
Вниз.
Тру.
— Может быть, я воспользуюсь твоим ртом, а потом отшвырну тебя в сторону, потому что ты, блядь, ничего не значишь.
Она всхлипывает, низкий, грубый звук, пронзает мою грудь, и по какой-то причине мне не кажется, что это связано с отсутствием сексуального удовлетворения.
— Себастьян… Пожалуйста, прекрати…
— Прекратить что?
— Останови это безумие… пожалуйста.
— Это слово меня не останавливает, и ты это знаешь.
Я жду, что она произнесет слово, которое действительно остановит меня, но она этого не делает.