Но даже я знаю, что если ему в ближайшее время не окажут медицинскую помощь, он не сможет выжить.
Я продолжаю касаться его губ своими губами, пытаясь заставить его выпить как можно больше воды. Когда он перестает глотать, я отстраняюсь и проверяю пульс у него на шее.
Толстые слезы стекают по моим щекам, ощущая слабую пульсацию под моими пальцами.
Я почти слышу, как жизнь покидает его, и самое печальное, что я ничего не могу сделать, чтобы остановить или хотя бы замедлить это.
Положив обе ладони ему на шею, я опускаю голову. — Себастьян… Пожалуйста, малыш… Пожалуйста, открой глаза, пожалуйста… Я не могу…Я не смогу жить без тебя. Я не хочу представлять это, поэтому, пожалуйста… Пожалуйста, останься со мной…
Низкое мычание вырывается из его горла, и я выпрямляюсь, всхлипывая. — Себастьян…?
— Ты… назвала меня… малыш…
Я улыбаюсь веселью в его голосе, позволяя соленым слезам проникнуть в мой рот. — Я буду называть тебя так, как ты захочешь. Просто останься со мной.
— Детка… — хмыкает он.
— Да?
— Выходи за меня.
— А?
— Когда… мы выберемся… отсюда. Выходи за меня.
Я смеюсь сквозь слезы.
Это безумие.
Мы сумасшедшие.
Но если я чему-то и научилась за все это время, так это тому, что ничто не длится вечно. Наши судьбы были связаны уже три года, хотя мы наблюдали друг за другом издалека.
То, что у нас есть, случается раз в жизни, и бороться с этим больше бессмысленно.
— Хорошо. Я выйду за тебя замуж.
— Ты не сможешь изменить свое… решение… когда мы выживем.
— Я не буду.
— Хорошо… п-потому что… я не позволю тебе…
— Себастьян? — я хватаю его за лицо и легонько встряхиваю, но он снова в отключке.
Так больше не может продолжаться.
Поправив мокрую футболку на его лбу, я встаю и медленно иду туда, где, как я помню, должна быть дверь. Мои шаги осторожны, когда я делаю выпад в темноте.
Я натыкаюсь на стену и кладу на нее руки, нащупывая свой путь.
Как только я касаюсь к металлу, я колочу в дверь обоими кулаками. — Открывай!! Ты сказал, что хочешь поиграть в игру, так почему же ты не играешь? Открывайте, вы, больные ублюдки!
Я продолжаю бить и обзывать их как по-английски, так и по-японски. Когда это не срабатывает, я тяну, а затем толкаю дверь, крича: — Если мой отец узнает об этом, он убьет тебя! Я позабочусь о том, чтобы он, блядь, убил тебя!! Открой эту чертову дверь!
— Еще рано, Одзё-сама. Голос, доносящийся из-за двери, заставляет меня остановиться.
Он говорит по-японски, но почему, черт возьми, его голос кажется таким знакомым? Это не Рен или другой парень, который был с ним в тот день в нашем доме.
Этот спокойнее, звучит опаснее. Как будто он выносит смертные приговоры нежити.
Одзё-сама.
Он назвал меня принцессой самым почтительным образом, и это не в первый раз.
Кто-то называл меня так раньше, но кто? И когда?
— Кто ты такой? — спрашиваю я по-японски.
— Тот, кто сделает тебя достойной присоединиться к нашей семье. Чтобы сделать это, ты должна понести большую потерю.
Глава 7
АКИРА
Дорогая Юки-онна,
Ты, очевидно, получаешь два письма подряд, потому что в тот момент, когда я отправил предыдущее, я сел и написал другое.
Сильно прилипчивый? Возможно. Но я виню тебя за это.
Ты единственный человек, которого я не могу выкинуть из своего сознания, как бы я ни старался. Это токсичность, клянусь. Ты вызываешь привыкание странным образом.
Но я пишу снова не поэтому.
Это твое имя.
Не Наоми, а Юки-онна. Знаешь, совсем недавно мне приснился сон, и в нем Юки-онна влезла в мое окно.
Она была бледна, как снег, и так же холодна. Ее губы были похожи на бутон красной розы, а в огромных карих глазах не было света.
Это было грустно и интригующе одновременно.
Ты знаешь, когда происходит бедствие, но ты понимаешь, что ничего не можешь с этим поделать, поэтому просто стоишь и смотришь?
Вот что я сделал с Юки-онной. Я просто оставался неподвижным и наблюдал за ней.
Даже когда она протянула свои призрачные руки и потянулась к моей гребаной печени. Даже когда я почувствовал холод от ее прикосновения глубоко в моих чертовых костях.
Я только наблюдал.
Ты знаешь, почему? Потому что в глубине моей души она была тобой.
И где-то в моей голове ты пришла, чтобы отомстить за все дерьмо, которое я тебе наговорил. Я имею в виду, есть ли лучшая причина смерти, чем месть?
Вероятно, есть. Только не говори мне.
Я не умер, очевидно, все это было в моей голове, но когда я пришел в себя, мое сердце билось так быстро, что я думал, что оно остановится. Поэтому я пишу тебе это письмо, чтобы ты знала, что я жив.