Если бы они это сделали, мои бабушка и дедушка уже заплатили бы. Это не обычный случай похищения. Если бы это было так, не было бы игр на выживание.
Чья-то рука мягко касается моей щеки, а на лоб кладется прохладная ткань.
— Я вытащу нас отсюда, Себастьян. Обещаю. Так что, пожалуйста… пожалуйста, держись.
Так много слов застревает у меня в горле, но единственное, что вырывается наружу — это болезненный стон.
Наоми гладит меня по щеке, как будто она точно знает, что я пытаюсь сказать.
Она чертовски сильная, моя Наоми. Она совсем одна, и все же она не ломается и не сдается. Она добросовестно промывает мою рану и заставляет меня пить воду. Она даже шепчет успокаивающие слова, чтобы удержать меня в настоящем.
Если бы ее здесь не было, я бы уже давно умер.
Статические помехи пронзают мои уши, и на секунду я думаю, что это у меня в голове, что все это плод моих воображаемых теней.
Но Наоми застывает, ее грудь задевает мою, когда она наклоняется ближе.
Голос, который я никогда не хотел слышать снова, наполняет комнату: —Пора возобновить нашу игру, не так ли, Хитори-сан?
— Чего ты хочешь? — рычит она, но ее голос слабый, усталый.
Я уверен, что она не спала уже какое-то время. Между заботой обо мне и колотьем по стенам она всегда что-то замышляет.
Недостаток пищи также способствует изменению человеческого разума. Когда тело не удовлетворяет свои потребности, мозг тоже отключается.
Тот, кто привел нас сюда, уже планировал сделать нас настолько слабыми и отчаянными, насколько это возможно.
Только тогда они раскроют то, чего хотят. Потому что они знают, что у нас не будет шанса отказаться от любого нелепого требования, которое они выдвинут.
— Полагаю, вы хотите, чтобы врач осмотрел рану квотербека? — Рен цокает. — Было бы жаль, если бы он вообще лишился руки — или жизни.
— Какого черта тебе нужно? — шипит она.
— Мы снова пойдем на риск. Я вызову квотербеку врача. В свою очередь… — его голос понижается, и весь юмор исчезает. — Ты будешь трахать меня так, как ты захочешь.
Рев клокочет в глубине моего горла, и громкое рычание срывается с моих губ. — Нет.
— О, ты еще не потерял сознание, — Рен звучит скучающим. — Это хорошее развитие событий. Ты должен посмотреть.
Низкое ворчание вырывается из меня, и мое тело содрогается. Наоми кладет дрожащую руку мне на плечо, успокаивая меня, но когда она говорит, ее голос дрожит. — Все в порядке.
— Неееет, — стону я. — Не…
— Ты умрешь, Себастьян.
— Мне, черт возьми, все равно… Нет…
— Малыш… пожалуйста… Если это поможет тебе, я могу… — она делает глубокий вдох. — Я могу это сделать.
— Нет… — я звучу с болью, яростью и таким чертовски разочарованным. Хотел бы я отрезать себе чертову руку вместо того, чтобы позволить ей уйти к этому подонку.
Никто, ни один гребаный человек, кроме меня, не прикоснется к ней, даже если мне придется умереть за это.
— У тебя осталось пять секунд. Голос Рена эхом отдается в динамике.
— Четыре, три…
— Я сделаю это, — прерывающимся шепотом объявляет Наоми.
— Нет… — я качаю головой. — Она… этого не говорила… Нет…
— Подойдите к двери, Хитори-сан, — говорит Рен.
Наоми прерывисто выдыхает, что отражается от моей потной кожи. Она прикасается своими теплыми губами к моим. — С тобой все будет в порядке, Себастьян…
Когда она начинает вставать, я не знаю, откуда у меня сверхчеловеческая энергия, чтобы схватить ее за руку. Она поворачивается ко мне в тот момент, когда в комнате загорается свет.
Я прищуриваюсь, прежде чем вижу ее лицо впервые за много лет, хотя, наверное, прошло всего несколько дней.
Ее губы потрескались, а щеки впали. Ее черные волосы, обычно блестящие, кажутся тусклыми и безжизненными. По ее бледным щекам струятся сухие струйки слез, а глаза наполняются свежими слезами.
Она выглядит такой разбитой, такой опустошенной, и мне хочется дать себе по яйцам за то, что я не могу вытащить ее из этого места.
— О, Боже, — шепчет она, изучая меня.
Я, наверное, выгляжу в десять раз хуже, чем она, но я даже не смотрю на свою рану. Если я потеряю чувствительность в руке, в данных обстоятельствах это, наверное, будет хорошо. Таким образом, я мог бы заставить их отрезать ее, и ей не пришлось бы идти на какие-либо жертвы ради меня.
— Дверь, Наоми, — голос Рена словно царапает гвоздями внутреннюю часть моего гребаного черепа.
Она бросает на меня извиняющийся взгляд, поджав губы, и снова начинает вставать.
Но я крепче сжимаю ее запястье. — Не… черт возьми… уходи…
— Я должна, чтобы спасти тебя.
— Трахнуть… кого-то другого… ничем не отличается… от убийства… меня, Нао…