Часть крови свернулась, но есть отверстие, из которого кровь продолжает сочиться в медленном, смертельном темпе.
Дерьмо. Дерьмо!
Если он долго истекал кровью, это быстро приведет к летальному исходу.
— Себастьян… — я нежно похлопываю его по щекам. — Открой свои глаза. Ты должен проснуться… пожалуйста…
Наконец он шевелится, но не отвечает.
Влага собирается в моих веках, но я не выпускаю слезы. Резко втянув воздух, я вдыхаю зловоние крови и влажность в этом месте, но есть еще намек на бергамот и амбру.
О, Себастьян.
Используя его присутствие как якорь, я хватаю его за здоровую руку и толкаю на спину.
Он стонет, и я останавливаюсь, прежде чем отпустить его. Мне нужно остановить кровотечение, иначе он истечет кровью.
Мой взгляд блуждает в поисках чего-нибудь полезного, и когда я ничего не нахожу, я стягиваю футболку через голову и прижимаю ее к его ране.
Низкий гортанный звук вырывается из его горла, а губы кривятся от боли. Пот собирается между его густыми бровями и на виске.
Я прикусываю губу и продолжаю.
Холодный воздух просачивается сквозь меня, вызывая мурашки по коже, но я игнорирую это, увеличивая давление.
— Себастьян… пожалуйста… пожалуйста, открой глаза.
Проклятье.
Ему точно нужна медицинская помощь, а не футболка и какое-то давление. Что, если эта рана убьет его? Что, если я… потеряю его?
Я качаю головой при этой мысли и держу материал одной рукой, а другой роюсь в кармане шорт. Конечно же, моего телефона там нет. Я обыскиваю штаны Себастьяна, но его тоже нет.
Это не должно быть сюрпризом, поскольку тот, кто привел нас сюда, не позволил бы нам оставить наши телефоны.
Я снова сосредотачиваюсь на рубашке. Она частично промокла, но кровотечение, похоже, прекратилось.
У меня вырывается вздох облегчения.
Но даже я понимаю, что все это временно. Ему нужна помощь, и она нужна ему сейчас.
Он хмыкает, и его веки двигаются, прежде чем они медленно открываются. Я никогда не была так счастлива видеть его тропические светло-зеленые глаза, как сейчас.
Они немного расфокусированы, приглушены, как будто его здесь нет.
Но он есть. Он никуда не делся. Он со мной.
— Себастьян! Ты меня слышишь?
Он смотрит на меня снизу вверх, медленно, неторопливо, как будто видит меня впервые.
Я могу точно определить момент, когда он узнает меня. Его зрачки расширяются, а черты лица вспыхивают огнем.
— Нао? — хрипит он, его голос хриплый и скрипучий, как будто это действие отнимает у него всю энергию.
Я чуть не срываюсь от нахлынувшего облегчения, когда выпаливаю: — Да, это я.
— Что случилось? — он пытается сесть и со стоном падает на спину.
Я держу нежную, но твердую руку на его груди, чтобы он оставался на месте. — Не двигайся. В тебя стреляли, и кровотечение едва остановилось.
— Черт, — ворчит он, рокот его голоса глубже, чем обычно.
Все по-другому. Его лицо. Его слабость. Все это проклятое место.
Себастьян смотрит на свою рану, которую я прикрываю футболкой, затем снова на меня. Его пытливый взгляд изучает меня сверху донизу, как будто он заново изучает мое тело, и вскоре он становится безумным. — Ты в порядке? Ты где-нибудь ранена?
Я не знаю, из-за его обеспокоенного тона или из-за того, что вместо того, чтобы спрашивать о своей собственной травме, он сосредоточился только на моем самочувствии. Это может быть и то, и другое вместе взятое, но я не могу сдержаться, когда по моим щекам катятся большие толстые слезы.
— Детка, — Себастьян хмурится еще сильнее. — Ты ранена?
— Нет, это ты был ранен и чуть не истек кровью. Какого черта ты беспокоишься обо мне?
— А почему бы и нет? Ты всегда первое, о чем я думаю. Я должен защищать то, что принадлежит мне, детка.
Я хочу сказать ему, что нет, я не его и что между нами все кончено из-за глупого пари, которое он принял от Рейны. Я хочу спорить и драться с ним, потому что он подумал, что это хорошая идея — быть частью вызова, где он должен был трахнуть меня, чтобы произвести впечатление на королеву улья кампуса и его приятелей по футбольной команде.
Я хочу наорать на него за все унижение, которое я испытала, когда группа поддержки во главе с этой сукой Брианной сделала меня посмешищем всей школы.
Но сейчас это не важно.
Не тогда, когда на кону стоит его жизнь.
— Нам нужно выбираться отсюда.
— Где мы? — он говорит с трудом, напрягаясь с каждым словом.
— Я не знаю. Похоже на какую-то тюрьму.
— Ты знаешь, кто это сделал?
— Я… думаю, да.
Он вопросительно смотрит на меня, быстро моргая, вероятно, пытаясь сосредоточиться.
Я облизываю губы. — Человек, стрелявший в тебя, сказал: «Говорил тебе, что мы еще встретимся, Хитори-сан». У него такой же голос, как у одного из мужчин, которые не так давно навещали меня и маму. Его зовут Рен, и я думаю, что он один из людей моего отца.